Абьюз
Шрифт:
Зато на себя – сколько угодно.
Меня тошнило от себя, воротило до такой степени, что хотелось сбросить с себя кожу, перестать быть самим собой. Хотелось, чтобы боль усилилась.
Но нет такой боли, что могла бы искупить моё слабоволие и сластолюбие.
Напрасно я верил, что смогу измениться. Могила горбатого не меняет, она лишь скрывает его горб.
Глава 14. Альберт
Я проиграл.
Нет Кингу. Тому, что в нём олицетворялась – квинтэссенция зла.
Завтра будет ещё один день и ещё одна ночь. Сколько их успеет пройти, прежде чем я вернусь к себе, прошлому, окончательно?
Мир, который я тщательно пытался для себя выстроить, мир, в котором я пытался исправиться, стать чем-то другим – иллюзорен, а Кинг реальный бес. Он дал мне возможность солгать самому себе, и смеялся мне в лицо, потому что знал, что это не так.
И знал, что я это знаю тоже.
Он, как зеркало, показал мне моё же собственное лицо. Правду, от которой я пытался прятаться. Дело не в Синтии, не в Рэе, не в Ральфе – дело во мне самом.
В прошлом Ральф во время наших совместных попоек часто говорил, что моя проблема в том, что я не хочу примериться со своей тёмной стороной и потому, в итоге, причиняю людям куда больше зла, чем он сам или Синтия.
Примириться со своей тёмной стороной – что это значит? Дать свободу затаённым тёмным инстинктам и не чувствовать угрызения совести? Кому от этого станет легче?
Да что бы он там не говорил, в итоге он и сам не смог примириться с тем, кто он такой. Иначе после самоубийства нашей кузины не съехал бы с катушек. Ральф ненавидел себя куда больше, чем я.
Причина нашей с ним трагедии в том, что мы не могли обуздать свою жестокую похоть и не могли при этом не чувствовать неправильность происходящего.
Что мне сделать с Катрин? Отпустить её? Или затянуть в свой ад, поломав, искалечив душу, разбив сердце?
Она не сможет принять меня таким, какой я есть! А если сможет, тогда (вот парадокс!) её не смогу принять я. Она нужна мне жестокой и чистой, не принимающей мою тёмную половину. Нужна ангелом, борющемся против дьявола, живущего в моей душе.
Последний приступ боли стал таким острым, что я вынужден был резко затормозить.
Я едва успев распахнуть дверь, чтобы кровь, фонтаном брызнувшая из горла, как шампанское, из которого неумело вытащили пробку, не загадила весь салон.
Земля плыла под ногами. Я словно летел над ней на воздушном шаре.
Вкус у крови был горький, с металлическим привкусом. Обычно, когда приступ подходил к завершающему кульминационному аккорду, боль медленно отпускала, но в этот раз чувство было такое, что поселившийся в теле зверь решил сожрать меня живьём и всё никак не мог насытиться, заставляя горлом выплёвывать собственные внутренности, чёрно-алыми комками, падающими на серый асфальт.
Чувство реальности стало расплывчатым. Я не связывал возмущённые сигналы, льющиеся со всех сторон, с собственной остановкой до тех самых пор, пока мой взгляд не остановился на полицейских ботинках.
– Эй! Здесь нельзя парковаться! Ты что, знаков не видишь? – Патрульный осёкся на полуслове, в ужасе глядя на меня.
То ещё зрелище!
Мои руки, пальто и, судя по ощущениям, губы с подбородком были в чёрной, липкой крови.
Такая же кровь лужей растекалась у моих ног.
Мысли и эмоции полицейского были такими сильными, что их обрывки удалось поймать. Вернее, ловить не хотелось – не улавливать не получилось. Слишком уж ярко он их транслировал. И первой его мыслью было, что я маньяк и он вот-вот нарвётся на труп.
Непроизвольно рука полицейского потянулась к кобуре.
Вот ведь чёрт! Если он сейчас начнёт в меня стрелять?..
А может, пусть постреляет?
Интересно, организм сумеем переваривать с дюжину пуль №-ного калибра в том состоянии, в каком он сейчас находится? Или всё-таки сдохнет?
– Поднимите руки над головой, – тихо велел он мне.
Вообще-то у меня не было уверенности, что я смогу выполнить то, что он требовал. Зато я точно знал, что у меня нет желания выполнять эти требования.
– Трупа здесь нет – пока, кровь моя…
– Я сказал – встать!
Навязчивый малый.
Сил почти не осталось, но вся эта история должна завершиться как-то ещё до того, как сюда подоспеет на подмогу напарник. Или начальник. Или ещё какой-нибудь крутой чувак. С парочкой таких упрямых и навязчивых управиться будет сложнее.
Если вообще получится.
Перехватив его взгляд, я пристально посмотрел стражу порядка в глаза:
– Уберите пистолет и уходите. Немедленно.
Глаза его остекленели, взгляд перестал быть осмысленным:
– Идите на своё рабочее место. На свой пост, – уточнил я.
Он покорно пошёл в одну сторону, а я – в другую, обратно в автомобиль.
Голова кружилась. Прошибало в холодный пот. Во рту держался отвратительный металлический вкус.
Хоть бы глоток воды! Но воды нет, а в супермаркет зайти за бутылкой «Аквы» я не рискнул.
Куда теперь? Домой? Судя по времени, Катрин должна была уже успеть вернуться.
Испачканное кровью пальто пришлось скинуть на заднее сидение, руки наскоро протереть влажными салфетками. Так хотя бы непохоже, что я только что кем-то перекусил, предварительно разорвав его на части.
Как обычно после приступа нервы были на пределе. В такие моменты я всегда чувствовал себя неврастеником, готовым психануть по любому поводу. Раздражало до предела всё: человеческие голоса, вспышки света, любой шум, даже случайный шорох. Чтобы удерживать внимание приходилось следить за дорогой, тогда как больше всего хотелось забраться под тёплый плед и, выдохнув, расслабиться.
Словно нарочно выбрав самый неподходящий момент, Катрин, никогда обычно мне не звонившая, решила изменить правилам.