Абьюз
Шрифт:
– Садись в машину, – совсем другим тоном, тихим голосом, из которого словно вымыло всё эмоции, проговорил он.
– Я не…
– Садись в машину! И перестань жалеть Артура. Он этого не заслуживает.
Мередит, тяжело дыша, смотрела на Ливиана.
Чёрная, распахнутая на груди, куртка, белая водолазка с высоким воротом под горлышко, тёмные волосы, по сравнению с которыми кожа казалась белой, как морская раковина – она вдруг резко ощутила его присутствие, почувствовав его каждой клеточкой тела, что испуганно отпрянула.
Что с ней не так? Видимо, окружающее безумие заразно? Нужно срочно сбежать куда-то туда, где можно спрятаться, зализать раны, разобраться в себе, пока она не наделала опрометчивых, непоправимых поступков.
– Я понимаю… вернее, могу понять твоё осуждение. Но не говори плохо о своём брате, – попросила она.
– Да что ты? – саркастично скривился Ливиан. – А если этот родной брат заслуживает плохих слов? А, может быть, и чего похуже? Ты его не знаешь!
– Ты не прав.
– Думаешь, покувыркавшись с человеком с пару часов в кровати, познала его душу? Глупо, Мередит. Ну, ладно, пусть не глупо – наивно. А пользоваться чужой наивностью – подло. И в этом меня не переубедить. А теперь садись уже в машину. Твоя сестра с ума сходит. Давай это исправим?
Что оставалось делать? Мередит села.
Сердце разрывалось от противоречивых чувств – не просто противоречивых, а по логике вещей, взаимоисключающих друг друга.
Неправильно чувствовать влечение к двоим, совсем неправильно! Мередит, под чутким руководством Линды впитавшая все самые строгие жизненные правила и от души их разделяющая, не столько не понимала себя (понимать тут нечего), сколько не принимала.
Одно сердце – один мужчина. Никаких других вариантов.
Но сейчас дело было в не в выборе между мужчинами. Мередит всерьёз беспокоилась за Артура. Она понимала, что, упорствуя в своём желании остаться, никому и ничему не поможет. Сам Артур недвусмысленно дал понять, чего хочет – чтобы она уехала. Но буря в сердце продолжала бушевать с неистовой силой, и ничего с этим нельзя было поделать.
Ливиан провернул ключ в замке зажигания и машина, мягко качнувшись, стронулась с места, отдаляясь от домика, в котором среди тьмы уютно светился тёплым огоньком свет.
Какое-то время они ехали молча.
Мередит за дорогой не следила, погружённая в свои переживания, грустные мыслит и настроения.
– Почему вы с Артуром не ладите? – озвучила она волнующий её вопрос.
Казалось, Ливиан не расслышал. Вести автомобиль в такую погоду по размытой таявшим снегом дороге было то ещё удовольствие, но Мередит не сомневалась, что причина не в этом.
– Что вы не поделили? – не отставала она, не особо надеясь на ответ.
Но он ответил:
– В данный момент – тебя. Я поступил как последний дурак, поставив в красный угол твои чувства и твою долбанную невинность, в очередной раз убедившись, что терпение вовсе не лучшая тактика в отношении женщины.
– Ты это сейчас вообще о чём?
Ливиан тряхнул головой, словно отгоняя назойливую муху. Или мысль.
– О, я тебя прошу, давай не будем есть друг у друга мозги чайной ложечкой? – фыркнул он насмешливо. – Можешь отрицать, если хочешь, но до того, как между мной и тобой вклинился Артур, всё у нас было иначе, чем сейчас правда? Он, между нами, как стена. Он всё испортил. И всегда так делает – встаёт между мной и тем, что на данный момент мне дороже всего, а жизнь катится к чёрту, разбивается вдребезги, не поддаётся исправлению. А попробуй-ка на него разозлиться? Куда уж! Смотрит своими змеиными, вытягивающими душу глазами, весь такой ранимый, страдающий и болезненный. Ну как тут не устыдиться самого себя? Как не отойти в сторону ради счастья младшего брата? Я же сильный, я справлюсь. Я не стану бросаться с крыши, пить кислоту, биться головой об стену.
От горечи и злости, которым сочился тихий, напряжённый голос Ливиана Мередит стало совсем грустно.
И жалко – и его, и Артура, и себя – тоже.
А кого винить, что всё так складывается?
Наверное, виновата всё-таки она, раз невольно стала камнем преткновения между братьями.
– Если я тебе нравилась, зачем было держать меня на расстоянии?
– Я не хотел затягивать тебя туда, где в итоге ты всё равно оказалась.
– Да так ли это? Может быть, просто не хотел себя связывать? Нет, я… я понимаю, ты хотел, как лучше. Но ещё – был не уверен, что готов к чему-то серьёзному, а для несерьёзного слишком серьёзная я? В этом всё дело?
– Я боялся причинить тебе боль!
– А Артур не боялся.
– Он никогда ничего не боится. Да и с чего бы? Когда стоишь на позиции: «Терять в жизни нечего»?
– Он о тебе с такой ненавистью ни разу не говорил, – укорила Мередит Ливиана.
– А как говорил?
– Откровенно говоря, почти никак. Но, если сравнивать ваши отношения друг к другу, в его тоне больше горечи, а в твоём – злости.
– Значит из нас двоих я ближе к Каину, а наш бедный и несчастный Артур – нежный Авель. Даже имена обоих начинаются на «А». Как символично!
– Не нужно, прошу тебя!
– Что – «не нужно»?
– Говорить таким тоном.
– Как скажешь.
Фары вычерчивали ядовито-яркие жёлтые полосы, разбрасывая их между тесно стоящими деревьями.
– Что он сделал? – снова подала голос Мередит.
– Не твоё дело, – грубо прозвучало в ответ.
– Моё. Я хочу знать, что он сделал, что ты так его ненавидишь?
– Может быть, сделал вовсе не он, а я? – насмешливо донеслось в ответ через густые сумерки.
– Я серьёзно, Ливиан.
– И я серьёзно. Я виноват перед Артуром. Не он передо мной.
– Можешь, не виляя, прямо сказать, в чём дело?!
– Сложные ты ставишь вопросы, крошка. Ну, хорошо. Сама вызвалась покопаться в большой груде нашего грязного фамильного белья. Видишь ли, я жил с ними рядом, бок о бок. Любил Брэдли как родного отца (каковым последнего и считал, пока не вскрылась правда о Рэе), а взбрыки и выкидоны Артура считал проявлением его дурного характера, в то время, как Брэдли… он… он относился к Артуру не так, как ко мне. Господи, я никогда и помыслить не мог о том, что мой отец спал с моим братом. Я всегда слишком многого хотел от Артура, винил его в том, в чём он не был виноват. Я был слепцом и не помог ему в тот момент, когда он больше всего во мне нуждался.
Сердце Мередит обливалось кровью от жалости к ним, к обоим.
– Ливиан, не суди себя строго. Ты тоже был всего лишь ребёнком. Что ты мог против взрослых?
– Я мог быть на его стороне – на стороне моего брата. Я мог хотя бы знать, но я отказывался понимать правду. Я считал, что Артур домогается Брэдли и тем самым всё портит. А когда Брэдли повесился, винил в этом брат. Потом это его увлечение Энджелом – я не захотел его принять и был жесток. Артуру есть за что меня ненавидеть, но то, каким образом он решил мстить…