Абьюз
Шрифт:
Шёл ледяной снег, ветки словно остекленели и звенели, как колокольчики, над нашими головами, пока я поднимался по сколькой тропинке, ведущей к двери с чёрного входа.
Осторожно уложив свою драгоценную ношу на тахту в хрустальном зале, я внутренне содрогнулся – теперь Кэтти напоминала мне Спящую Красавицу в хрустальном гробу.
– Не переживай, всё с ней будет хорошо, – взяв меня за руку, прошептала Синтия.
Мой прекрасный зловещий дух, которого давно следовало бы научиться ненавидеть, а я по-прежнему не нахожу в себе силы разорвать недобрую нить, связующую нас преступными узами.
– Я хочу верить, Синти, но ты и в прежние-то времена отличалась вероломством и непредсказуемостью, а с годами эти качества лишь стали ярче.
Она тряхнула головой, строптиво и соблазнительно.
– Что я получу от её смерти? Какой мне в том прок?
– Ты получишь – меня. По-крайней мере, думаешь, что получишь. Но Кэтти – та черта, которую ты не должна переходить, иначе… я не прощу ни тебя, ни себя.
– Я поняла, брат. И приняла. Я знаю, что при всей твоей мягкости и кажущейся слабохарактерности, в некоторых вопросах ты стоишь до конца, не отступая. Давить на тебя в таком случае себе дороже. Я ведь не забыла, чем кончилось наше противостояние в прошлый раз и не решусь потерять тебя – снова. Получишь ты свою Кэтти. И её, и новую жизнь. Но согласись, что будет несправедливо отдать тебе всё, ничего не оставив взамен себе?
– Не понимаю…
Она обошла меня, кружась, как акула перед нападением, только с грацией и мягкостью, акулам несвойственным – Снежная Дева, парящая в лунном свете.
Зловещий потусторонний дух.
А через мгновение я закрыл глаза, чувствуя, как её руки обнимают меня со спины, как её мягкая груди прижимается ко мне – теплая, горячая. Нет, не дух и не ангел – плоть.
Плоть жаждущая и берущая, горячая, требовательная, одинаково способная как к наслаждениям, так и к страданиям.
– Ты знаешь, чего я хочу, Альберт.
От её шепота по телу побежали мурашки, голова начала сладко кружиться, как будто по венам уже струился дьявольский героин.
– Того, чего всегда хотела – вернуть Ральфа.
Наваждение рассеялось, как сон, я высвободился из её объятий, глядя на неё с сожалением и жалостью.
– Это невозможно.
– Возможно.
– Он мёртв уже больше чем сотню лет!
– Как и ты. Но ты же здесь, рядом? Стоишь, разговариваешь со мной, собираешься жениться? Я вернула тебя. И готова отпустить, раз ты так хочешь уйти. Но на прощание сделай мне подарок – помоги вернуть Ральфа.
Это казалось навязчивым бредом.
Но, с другой стороны, бредом не было. Ни черта не было! С самого начала Синтия, со свойственным ей одной, воистину, нечеловеческим упрямством и целеустремлённостью всегда шла лишь к одной цели.
С тех пор, как мы расстались много-много лет назад, ничего не поменялась. Она по-прежнему хотела иметь то, до чего было не дотянуться, что никогда ей не принадлежало – до Ральфа.
Всё с самого начала было во имя его.
Весь ужас, и долгие годы ожидания, поиски научных и мистических решений, вся многоходовка, в центре которой по-прежнему был он.
Она могла вернуть его сразу. Первым. Но без меня ей было его не удержать. Я по-прежнему был обречён служить одновременно и удавкой, и поводком, и проводником.
– Невозможно, нет, – решительно покачал головой я. – Оставь его уже, наконец, в покое. Партия сыграна, Синти!
– Я желаю сыграть ещё раз.
– Он никогда тебя не любил! – не выдержал я. – Ты знаешь это! В прошлый раз ты испробовала всё, что могла, но ничего не изменила. Отпусти то, что не твоё. Просто начни жизнь сначала и – живи. Я не понимаю, Синти, зачем?! Зачем воскрешать всю эту боль? Весь этот кошмар и грязь? «Пусть мёртвое прошлое хоронит своих мертвецов!», – помнишь?
– Мне нужен Ральф, Альберт. И если ты откажешься мне помочь его вернуть, то и свою драгоценную Кэтти ты тоже не получишь!
Сердце моё забилось сильнее:
– Что ты с ней сделала?
– Да ничего, не волнуйся! Обычный летаргический сон. Безопасно, как в вакууме. Практически никаких угроз, кроме самой маленькой: не проснуться.
– Ты не посмеешь так со мной поступить! Ты обещала не причинять ей вреда!
– И выполнила своё обещание – она невредима. И вообще, если бы ты не притащил её сюда сегодня с собой, у меня не было бы возможности использовать её против тебя, как оружие.
– Ты верна себе, дорогая сестра! Как всегда, во всём случившемся у тебя виноват я?!
– Но ты и правда виноват, – рассмеялась Синтия. – Если бы не был таким сластолюбивым слабаком, я не могла бы тобой легко манипулировать и всё, совершенно всё, было бы иначе.
– Какая же ты сволочь, дорогая, милая сестрица, – я не мог изгнать боли, терзающего сердца, из моего голоса полностью. – Что ты за дрянь, если так обходишься с единственным человеком, который любит тебя такой, какая ты есть?
– А что мне остаётся?! – зло взвизгнула Синтия, отскакивая от меня, от протянутых к ней рук. – Ты вынудил меня! Ты любишь меня, но всё время бросаешь! Принимаешь сторону моих врагов!
– Врагов?! Ты говоришь так о матери и Ральфе? Они были тебе врагами, Синти? Да они просто по-другому смотрели на жизнь.
– Ральф пытался меня убить! Понимаешь?! Он пытался сделать это и сделал бы, если бы я не убила его первой!
Я замер, глядя в её искажённое мукой лицо.
В нём было так много страстей и эмоций: боль, ярость, недоумение изумление перед тем, что случилось тогда.
– Не говори мне, что он просто пытался меня спровоцировать! Я знаю – он по-настоящему хотел меня убить.
Скорее всего так и было. Но что, дорогая сестра, ты сделала тогда, чтобы Ральф пошёл на такой шаг?
– Почему ты думаешь, что, воскреснув, он не вернётся к своим попыткам? Не попытается снова и снова?
– Потому что он не станет причинять боли тебе, Альберт. Ради тебя он меня пощадит.
Да. Всё так. Многоходовки, интриги, комбинации.
– Разбуди Катрин, – потребовал я.