Ацтек. Том 1. Гроза надвигается
Шрифт:
На следующих двух или трех ночных привалах мы лакомились довольно жилистым, но чрезвычайно вкусным кошачьим мясом. Пожиратель Крови отдал шкуру кугуара самому рослому и сильному рабу, Десятому, велев тому носить ее как накидку и постоянно мять руками. Все бы ничего, но мы не потрудились втереть в мездру шкуры толченую дубовую кору, и вскоре она начала так гадко вонять, что мы велели Десятому держаться от остальных на изрядном расстоянии. Кроме того, поскольку во время путешествия по горам нужны не только ноги, но и руки, Десятому не часто выпадала возможность по-настоящему мять шкуру. От солнца она заскорузла и задубела, так что бедняга мог бы с равным успехом
Я рад, господа писцы, что сеньор епископ Сумаррага не почтил нас сегодня своим присутствием, ибо намерен поведать об одном событии из числа тех, каковые его преосвященство считает низменными и греховными: он бы наверняка снова побагровел от негодования. По правде говоря, хотя с той ночи минуло уже сорок лет, мне, стоит лишь о ней вспомнить, сразу становится не по себе. Я, несомненно, умолчал бы об этом событии, не будь оно столь важным для правильного понимания множества иных, более существенных.
Когда наша колонна из четырнадцати человек наконец перевалила через последние отроги Семпуюлы, мы снова оказались на землях сапотеков, неподалеку от большого города, расположенного на берегу широкой реки. Теперь вы именуете его Вилья-де-Гвадалахар, но в те времена город, река и все земли вокруг него назывались на языке лучи Лайу Бицйу, Край Бога-Ягуара. Однако поскольку то был оживленный перекресток нескольких торговых путей, многие местные жители говорили также и на науатлъ. Поэтому у города было и второе название, данное ему путешественниками из Мешико, – Теуантепек, или просто Холм Ягуара. Уж не знаю, кому взбрело в голову назвать холмом широкую полноводную реку и прилегающую к ней плоскую равнину, но, похоже, кроме меня, никто не замечал этого несоответствия.
Город находился на расстоянии всего пяти долгих прогонов от того места, где река впадала в великий Южный океан, что, естественно, привлекало жившие по соседству племена. Туда переселялись цогуэ, нешито, реже – гуаве и даже некоторые миштеки. Улицы Теуантепека поражали разнообразием лиц, оттенков кожи, одежд, а также акцентов и наречий. Правда, преобладал там все же народ Туч, так что большинство встречных отличались той же красотой и грациозностью, что и в Цаачиле.
В день прибытия, когда наш маленький отряд устало, но бодро ковылял по натянутому над рекой канатному мосту, Пожиратель Крови осипшим от усталости и дорожной пыли голосом произнес:
– Там дальше, в Теуантепеке, есть превосходные постоялые дворы.
– Бог с ними, с превосходными, уже нет сил идти, – откликнулся я. – Мы остановимся на первом попавшемся.
И в результате, не послушавшись старого вояку, мы, измотанные, изголодавшиеся, оборванные, грязные и вонючие, как жрецы, действительно ввалились в дверь первой попавшейся гостиницы на самом берегу реки.
Казалось бы, мелочь, но именно эта мелочь положила начало длинной цепи событий, прошедших через все последующие дни и дороги моей жизни, связав мою судьбу с судьбой Цьяньи и судьбами многих других людей, в том числе и столкнув меня с человеком, который так навсегда и останется для меня безымянным.
Так послушайте же, братья, с чего все это началось.
Когда все мы, включая рабов, вымылись, побывали в парилке, ополоснулись снова и переоделись в чистое, нам подали еду. Рабы ужинали в сумерках снаружи, на заднем дворе, а мне, Коцатлю и Пожирателю Крови накрыли в освещенной
Утолив первый голод, я обратил внимание на красоту прислуживавшей за столом женщины и сразу вспомнил, что истосковался не только по свежей вкусной еде. К тому же я приметил кое-что необычное. Содержатель постоялого двора, толстый коротышка с жирной кожей, был явно из переселенцев, а женщина, которой он отдавал отрывистые приказания, несомненно, принадлежала к Бен Цаа: высокая и гибкая, с кожей, светившейся словно янтарь, по красоте не уступавшая Пела Ксила, супруге правителя сапотеков. Я просто не мог себе представить, чтобы она была женой хозяина. И поскольку эта красавица вряд ли была рождена рабыней или продана в рабство в собственной стране, я предположил, что какое-то злосчастье вынудило ее наняться на работу к грубому трактирщику.
Годы на редкость снисходительны к женщинам народа Туч, так что определить на глаз возраст любой из них, а уж тем паче такой красивой и грациозной, как эта служанка, – дело непростое. Знай я тогда, что у нее уже есть дочь моего возраста, наверное, вряд ли стал бы с ней заговаривать. Впрочем, скорее всего, я воздержался бы от этого в любом случае, не сопровождайся наша трапеза, с легкой руки Пожирателя Крови, обильными возлияниями. В голове у меня зашумело, и когда красавица подошла к нам в очередной раз, я поднял на нее глаза и спросил:
– Как так вышло, что женщина Бен Цаа работает на неотесанного чужака?
Она быстро огляделась по сторонам и, убедившись, что хозяина поблизости нет, опустилась на колени, прошептав мне на ухо вместо ответа вопрос, причем такой, который я меньше всего ожидал от нее услышать:
– Не желает ли молодой господин почтека женщину на ночь?
Должно быть, я от удивления вытаращил глаза, потому что щеки ее покраснели, как лепестки бархатцев, и красавица потупила взгляд.
– У хозяина найдется для тебя маатиме, но самая обычная, таких полно повсюду, до самого побережья. Позволь мне, молодой господин, вместо этого предложить себя. Меня зовут Джай Беле, что по-вашему означает Огненный Цветок.
Должно быть, я все еще продолжал таращиться на нее в изумлении, ибо служанка, не отводя взора, сказала:
– Может, я тоже со временем стану маатиме, продающей себя за деньги, но пока до этого еще не дошло. Сегодня я впервые с того дня, как умер мой муж, предлагаю себя мужчине, тем более чужеземцу...
Ее смущение и искренность настолько меня тронули, что я, заикаясь, пробормотал:
– Я... был бы... очень рад...
Джай Беле снова торопливо огляделась по сторонам.
– Не говори ничего хозяину. Он отбирает у своих женщин большую часть денег, получаемых с постояльцев, и меня могут побить, если узнают, что я договорилась с тобой сама. Когда стемнеет, я буду дожидаться снаружи. Мы отправимся ко мне домой.
В это время в помещение с суровым и важным видом вошел хозяин, и она, собрав тарелки, удалилась. Пожиратель Крови, слышавший наш разговор, посмотрел на меня искоса и иронически заметил:
– За такие слова, да от такой женщины, не жалко и боба какао. Но я готов оторвать себе яйцо, если это не вранье!
Тем временем хозяин постоялого двора, улыбаясь и довольно потирая жирные руки, подошел к нам и поинтересовался, не желаем ли мы получить что-нибудь сладенькое еще и в постель. Я отказался, а вот Пожиратель Крови, посмотрев на меня, с усмешкой заявил: