Acumiana, Встречи с Анной Ахматовой (Том 2, 1926-27 годы)

Лукницкий Павел Николаевич

В стихотворении "Простишь ли мне ревнивые мечты..." переводом из Шенье звучат строчки: "Заводит ли красавица другая / Двусмысленный со мною разговор: / Спокойна ты; веселый твой укор...".

Ода "Андрей Шенье" (1825) — амальгама из слов, образов, сравнения А. Шенье.

Стихотворение "Желанье славы" вполне соответствует "Элегии XXVI" (или XXVII?) Шенье. Только все положения у Пушкина противоположны. И мысль к такому противоположению Пушкину дала последняя строчка "Элегии" Шенье "Лира моя будет мстить..." — как-то так).

АА недоумевает, как до сих пор все исследователи замечали влияние Шенье только в тех стихотворениях Пушкина, которые он посвящал

Шенье или к которым брал эпиграф из Шенье, и совершенно не замечали явных подражаний Шенье в стихах, стоящих рядом с теми...

Я убеждаю АА записать все это. АА не хочет и говорит, что во-первых Л. Гроссман только что издал книгу, в которой хоть и не сделал ничего нового в смысле изыскания новых соответствий, но привел все уже найденные до него и хорошо осветил их. Во-вторых, Томашевский сейчас как раз занимается Пушкиным и Шенье, и АА убеждена, что он найдет все решительно — и то, что уже нашла она.

АА удивительна — это уже не скромность, а что-то отрицательное: найти вещи поразительные и даже не записать их.

Вечером АА была у меня с томом Эдгара По, где она уже давно нашла соответствие Гумилеву. Кое-что показала, но потом бросила показывать и оставила книжку мне, чтоб я сам прочел, — ей Эдгара По читать донельзя скучно и "отвратительно".

Неожиданно ко мне явился Всеволод Рождественский. Пришлось впустить его, и АА и я были не слишком довольны, и я вышиб его через двадцать минут. АА с ним разговаривала строго и величественно, а у него на лице разыгрывались все оттенки льстивости и подобострастия. Бедняга. Мне его жаль и где-то в глубине я все же люблю его.

Весь вечер с АА за бутылками вина и финиками мы провели в разговорах о Пушкине, о Шенье, о Гумилеве...

Совсем иной взгляд на Пушкина: ведь он совершенно сознательно пользовался Шенье как материалом для своих стихов. Так, вероятно, бывает и со всеми поэтами вообще.

27.04.1926

Шилейко сегодня уезжает в Москву, и я не рассчитывал повидаться сегодня с АА. В восемь часов вечера звонок — АА спрашивает, в котором часу точно уходит скорый поезд. Я сказал, что в одиннадцать, но неуверенно; сказал, что позвоню ей. На это АА ответила, что она сейчас выходит. Условились, что если я узнаю, что поезд идет не в одиннадцать а в другое время, я приеду к ней сообщу. Повесив трубку, я, однако, надел кепку и пальто и вышел на улицу. Дошел до Марсова поля и тут ждал. Пропустил несколько трамваев, осматривал пешеходов — АА не было. Вдруг я заметил АА в проходящем трамвае — сидящей внутри. АА, увидев из окна меня, замахала рукой, я вскочил в трамвай на ходу, и вместе доехали до Мраморного дворца. Шилейко укладывался, вернее раскладывался: по всей комнате — на столе, стульях, кровати — лежали книги. Те, которые на столе, он везет с собой; те, которые на кровати — ему будут посланы посылкой. Стали увязывать — он не умеет. Взялся я, съездил домой за веревкой, корзинкой, бумагой. Упаковали. Шилейко пил чай. Я уехал с книгами, условившись встретиться на вокзале в 10 1/2, "там, где пьют пиво".

Заехал домой, поехал на вокзал. АА и Шилейко были уже там — в буфете, Шилейко пил портер и потчевал АА, а когда я приехал — и меня. Пошли в вагон. Билет — купленный в мое отсутствие, с помощью носильщика (это было поручено АА — с особыми инструкциями: подальше от паровоза, внизу, в курящем вагоне, поперечная скамейка), оказался — на место в дамском вагоне, для некурящих. Шилейко был немного озадачен и много и тайно сердит. Поменялся с какой-то дамой, и все устроилось. Но АА расстроилась, и когда потом я заметил ей это, она ответила, что ей неприятно, что ей дали поручение и она не сумела его выполнить.

У вагона простилась с Шилейко — поцеловались. В вагон АА не вошла, а Шилейко, забравшись в вагон, уже не вылезал оттуда. Еще до отхода поезда я с АА пошел в зал. АА позвонила Пунину, осталась ждать его на вокзале, а я пошел домой. Но стал

сочинять стихи и бродил с ними по улице около моего дома, не желая войти в него, пока не окончу стихи. Вдруг увидел АА и Пунина проезжающими на извозчике. Окликнули друг друга, и они проехали. Тут мне пришло в голову незаметно вскочить в трамвай и встретить их у Мраморного дворца. Так и сделал. Они были удивлены, а я заявил, что меня в городе много — столько, сколько столбов. АА рассмеялась и заявила — это хорошо сказано! Вы начинаете "говорить"; вот это запишите. Что-то еще поострили и расстались — я пошел домой.

Забавно, что мы встречаемся так часто случайно: не мог же я думать, что АА проедет мимо моего дома — это и не по дороге ей, это уж вольность извозчика.

Шилейко уехал в Москву к невесте, и поэтому уехал охотно. АА в глубине довольна его отъездом, хотя и старается не показывать этого.

28.04.1926

В восемь часов АА позвонила и сказала, что сейчас выходит с Инной Эразмовной и пойдет в Мраморный дворец и чтоб я пришел туда читать "Труды и дни" — 1920. Я пришел. АА одна. Инна Эразмовна не собралась пойти и осталась в Шереметевском доме. Сегодня утром была с Маней генеральная уборка квартиры после отъезда Шилейко. Все опять по-старому — и книги, и вещи, и даже две рюмки с особенным звоном на прежних местах. Насколько возможно, комната приведена в порядок, и АА наконец может спать в более чистом воздухе (в "столовой" отвратительный сгущенный запах — из-за пола, что ли — запах гнилой конюшни).

Застал АА за чтением Шенье и сравнением его с Пушкиным.

Спросила, какое стихотворение я написал "Вольдемару Казимировичу" (я вчера сказал ей так). Прочел "В этом логове хмуром...". АА выслушала без замечаний.

Попросил показать Шенье. АА поднялась: "Я вам другое покажу". Пошла в "столовую", рылась в книгах, принесла Батюшкова, том 1, издание 1834 года.

30.04.1926. Пятница

В двенадцать часов пришел к АА. АА уже встала, комната убрана. В маленькой комнате — Инна Эразмовна. АА ждет Маню, чтобы послать ее за покупками, — надо купить провизии на три пасхальных дня; сегодня последний день торговли. Маня бессовестно не идет. АА простужена — вчера выходила в туфельках без калош, а подошвы — как бумага, и она, промочив ноги, простудилась. Редко, очень редко, значит, но все же простужается.

Застал АА сидящей в кресле перед столом, на котором раскрыты: Пушкин (однотомный, Павленкова, которого я дал АА) и два тома Шенье (один толстый и большой — издания 1862 года; другой, позднейший, — маленькая книжка в красном переплете, но очень полная).

Толстый Шенье напечатан по изданию 1819 г., а все стихи, которых не было в издании 1819 года, всегда отмечены. Таким образом, АА имеет возможность знать все, что было в издании 1819 г., т. е. в том, которое читал Пушкин...

Когда я пришел, АА закрыла книги и стала со мной разговаривать. Я предложил — и очень настаивал на своем предложении — поехать (я приехал на велосипеде) купить ей все необходимое, не дожидаясь Мани. АА никак не соглашалась и хотела идти сама. Наконец уговорились дожидаться Мани до часу. Этим временем АА прочла мне стихотворение Есенина — ненапечатанное, а я ей прочел отрывки из вчерашней "Красной газеты".

Стук в дверь: принесли письмо. АА распечатала, стала читать и дала мне прочесть, чтоб я угадал, от кого. Письмо от Гизетти. Начинает он его так словами о том, что посещение АА оставило в нем "светлое, светлое" впечатление, что он очень хотел бы побывать у нее еще... А дальше и объяснение этого "светлого, светлого": он пишет, что 17 мая он будет читать доклад об И. Анненском, и ему очень важно д о (подчеркнуто) доклада побывать у АА, чтобы поговорить с ней и разведать у нее как можно больше об Анненском. (Сколько человек пользуется знаниями, исследованиями, мыслями, соображениями АА!)