Адам и Эвелин
Шрифт:
40
ЧТЕНИЕ ПЕРЕД СНОМ
— Но ты должен был понять это, самое позднее — после Праги!
— Что значит после Праги?
— Или еще раньше, у тебя же была моя сумка!
— И что? — Адам положил раскрытую книгу себе на живот.
— В ней было все: все аттестаты, свидетельство о рождении, свидетельство о прививках, даже мое свидетельство о крещении.
— Откуда мне было это знать?
— Ты ее не открывал?
—
— А украшения? Зачем ты мне украшения привез?
— Я же тебе говорил, мне казалось, дома слишком ненадежно.
— Ты при этом так улыбался. Для меня это было как знак.
— Потому что я наконец-то снова сидел рядом с тобой.
— А сегодня — я же сказала, что мне наконец-то нужно рассказать обо всем своей маме!
— Ты хотела позвонить маме, потому что она не знает, где ты. Я думал, раз ты остаешься, значит, ты остаешься из-за меня, значит, мы вместе поедем обратно. Ты правда хочешь на Запад?
— Я надеялась, ты тоже.
Эвелин взбила свою подушку, обхватила ее двумя руками и легла на нее животом.
— Ты что думаешь, я все это брошу: дом, сад, могилы, все? Как ты себе это представляешь?
— Тебя ведь никто не ждет, для тебя все намного проще!
Эвелин встала и закрыла окно.
— Я все время говорил, что поеду обратно, что мне делать на Западе?
— Но ты совершенно иначе себя вел, зачем ты тогда таскал за мной все это: аттестаты, украшения, Эльфриду? Ты ведь везде найдешь работу. А платить тебе будут в сто раз больше. Зачем ты спрашивал про это у Михаэля? Я думала, ты всерьез об этом подумываешь!
Эвелин стояла в ночной рубашке около подоконника, скрестив руки на груди.
— А я думал, раз ты остаешься, значит, остаешься. Почему ты тогда не поехала с ними?
— Глупый вопрос, правда, за этот вопрос тебя бы надо — ладно, не трогай меня.
Адам встал с кровати и остановился перед ней.
— Ты думаешь, я бы решился пройти через все это, если бы я тебя не любил?
— Тогда не задавай таких дурацких вопросов. Мне в конце концов тоже пришлось через кое-что пройти.
— Ну ладно, мы квиты.
— Что это значит?
— Что я ни в чем не упрекаю тебя, а ты — меня.
— Звучит как договор о расторжении брака.
Эвелин спиной упала назад на кровать.
— И в какой момент тебе стало ясно, что ты хочешь уехать?
— Наверняка я поняла это только сегодня утром.
Она уставилась в потолок.
— Ты серьезно? После того, как он уехал?
— Я знаю только, что обратно я не поеду.
— И почему?
— Почему я поняла это только сегодня?
— Почему ты хочешь
— Потому что я не хочу обратно. Я не хочу снова работать официанткой, снова пытаться поступить, снова не получить места, снова видеть все эти рыла, которые спрашивают, почему я не за мир во всем мире, не хочу этого дерьма.
— Все будет по-другому, с третьего раза получится, ты поступишь.
— Нет. Я уже почувствовала слишком много свободы, я слишком привыкла.
— Привыкла к чему?
Адам присел на край кровати.
— К мысли ехать дальше. Я хочу дальше.
— Ничего себе мотивировочка.
— Я же тоже не знаю, понравится ли мне там, но я хочу попробовать.
— Попробовать, замечательно, а если не получится? Жизнь-то у нас одна.
— Вот именно.
— Ты никогда об этом не говорила!
— Да говорили мы об этом. Ты же сам развивал теорию про транзитные рейсы и разные посадочные талоны. Это была твоя идея.
— То была просто игра. Мы никогда не говорили, что попробуем это сделать.
— Я всегда об этом думала, всегда.
— Не верю я в это.
— Как ты можешь такое говорить? Мона и я только на эту тему и разговаривали, в мыслях Мона вообще уже была не здесь!
— И вернулась назад.
— Ну и что? Что это доказывает?
— Что она его любила.
— Это неправда, просто-напросто неправда. Как ты думаешь, почему ей уже все было до фени? Она просто смеялась, когда Габриэльша что-то говорила, просто смеялась. Для нее Майк был билетом на Запад, вот и все.
— Тогда она могла бы и не уезжать домой.
— О чем мы вообще говорим?
— Ты ведь уволилась. Это тоже было связано с отъездом?
— В каком-то смысле да.
— И как?
— Мона все время говорила, что это эпоха наших молочных зубов, настоящие зубы появятся позже.
— Это смешно, неужели ты не понимаешь, насколько это смешно, эпоха молочных зубов…
— Это дало мне такое чувство свободы. Так всегда было. Пошли они все, если так, то я просто уеду.
— Это ребячество, Эви.
— Почему?
— Такое чувство свободы!
— Если свобода — это ребячество, значит, я — ребячливый человек. Но я так чувствую.
— Лучше бы ты немного подумала.
— Мне больше не нужно об этом думать, я уже слишком долго об этом думала. Почему ты-то не хочешь уехать?
— А зачем мне?
— Значит, это как раз ты не думаешь! Я тоже могла бы сказать: тот, кто не хочет уезжать, просто не подумал.
— Зачем мне об этом думать, если я вообще не хочу уезжать?