Адаптация
Шрифт:
Куда? А не важно. Не на каруселях кататься. В руке дроида пистолет, значит, расстреливать будет. Поставит к стеночке и как в сказке: пиф-паф...
Только не понятно, зачем вести. Мог бы и на месте грохнуть.
В коридоре Глеб не выдержал. Подняв связанные руки, он заорал:
– Ну, давай, стреляй! Или мне лицом к стеночке повернуться? К которой? К этой? К той? Выбирай!
–
– А здесь тебе что не по нраву?
– Иди.
Дуло ткнулось в поясницу, и Глеб подчинился.
А может и хорошо, что не в бункере. На солнышко посмотреть получится, чтобы если уж помирать, то с душой. На травку там упасть, к земле прильнуть устами...
Под ботинками хрустело стекло. Просверкивали на асфальте гильзы. Кое-где виднелись и кровяные лужи, стянутые коркой мороза.
Рассвет был некрасивым. Серо-лиловое небо зияло проплешинами облаков, и рыжий шар солнца сел на рифы крыш. Изо рта вырывались клубы пара. Ссадины жгло морозом.
Дроиду, небось, тоже не сладко. Чего он тянет-то?
– А тебя крепко поцарапало-то, - сказал Глеб, чтобы как-то развеять мрачные предчувствия.
– До свадьбы заживет.
– И кому руку с сердцем предложишь? Ах да, забыл, вариантов немного... тили-тили-тесто, жених и невеста.
Приклад ударил в колено, подсекая. Глеб упал, прикрыв голову, и когда хрустнули ребра, закусил губу. Не станет он кричать.
Гордо умрет. С достоинством. Как человек.
Умереть не дали. И бить прекратили. Тод, дождавшись, когда Глеб поднимется, вежливо попросил:
– Помолчи, пожалуйста. У меня в последнее время с нервами не все ладно.
За линией внутренней стены поселок был прежним. И здание, провалившееся было, поднялось, и ветряк шелестел, расчесывая ветру косы. Гуляли жители по прочерченным дорожкам муравьиных троп.
– Вещи там?
– поинтересовался Тод, когда поравнялись с гостевым домом.
– Там.
– Тогда туда и двигай.
Глеб двинул. А потом, уже с рюкзачком, двинул к воротам. Происходящее вызывало все больше вопросов, но Глеб благоразумно держал их при себе. Больные ребра способствовали усвоению материала.
Охрана ворот с прежним безразличием пропустила и Глеба, и Тода.
– Хорошего пути!
– Спасибо, - ответил Глеб.
Болото начиналось серо-седой равниной, укутанной в туман и снег, который, оказывается, шел ночью. Наверное, стаял в поселке, а за пределами его лежал дырявой шалью.
У тетки такая была... тетка еще считала, что шаль оренбургская, берегла, жалела и в гроб просила положить. А Глеб не положил. Он уже не помнил, почему. Наверное, была причина.
– Держись тропы. И шагай веселей. Через полчаса я активирую мины, - сказал Тод, кинув под ноги черный прямоугольник размером с ладонь.
– На трекере зона высадки. Выйдешь к отметке - выживешь.
Это в каком смысле? Расстрел отменяется? Палач выдохся или вдруг проникся любовью к ближнему своему? Нечестно так обламывать. Глеб уже и речь подготовил.
Быть или не быть. Жить или не жить...
Или в спину шмальнет? При попытке к побегу. Садист несчастный, сначала даст надежду, а потом отберет. Ну да, он же теперь правая рука бога.
И левая пятка дьявола.
Ремни разрезал одним движением и нож Глебу подал, вежливо, рукояткой вперед.
– Никуда я не пойду!
– сказал Глеб. Хватит с него игр, надоели.
– Хочешь стрелять - стреляй так. А бегать от тебя... я не заяц, чтобы бегать.
Дроид очень спокойно ответил:
– У меня нет желания убивать тебя.
– Охренеть. А знаешь, я тут уже настроился... на героическую гибель.
– Успеешь. Полагаю, шансы будут.
Руки саднило. На запястьях проступили красные полосы передавленной кожи, и Глеб, сунув нож в карман, принялся полосы тереть.
– Ты же меня ненавидишь?
Кивок.
– И я тебя. Тогда какой смысл?
– Если доживешь, то передай Янусу, что дверь открылась. Пятое солнце отыграло. На шестом люди превратились в муравьев, которые и начнут эру первого солнца.
– Чего?
– Того, - Тод разрядил дробовик и протянул патроны.
– Еще передай, что Евы-нуль здесь нет. А Нагуаль выходит из игры.