Адмирал Ее Величества России
Шрифт:
Прошел канун Синопского боя. Неторопливо, спокойно и без всякой суеты обдумал адмирал свой несложный по исполнению, но решительный по результатам план действий. Он вел или к полной победе, или к геройской гибели наших судов; другого выхода не предвиделось ни в мыслях адмирала, ни в той краткости, простоте и определенности, которые отличали его приказания, ни, наконец, в сердцах и воле всей команды, до последнего матроса включительно.
Сорокадневное беспрерывное пребывание на страже русских интересов в бурном море, бесплодные труды и лишения, понесенные в это продолжительное плавание, а главное, набиравшееся капля за каплей горькое чувство оскорбления и вероломных поступков, сознательно понимаемое офицерами и инстинктивно
Кратко и определенно передал адмирал свои приказания о предстоящем бое командирам судов. В скромной каюте корабля «Императрица Мария» не было произнесено ни громких фраз, ни бьющих по нервам перлов эффектного красноречия – не в этом заключалась нравственная мощь Павла Степановича; знаток сердца человеческого, он двигал своих сподвижников на дела неимоверные одним скромным: «Надо сделать», или: «Я решил атаковать» – и мог быть уверенным в исполнении его краткого приказа всей мощью тех тысяч людей [95] , которые многолетними совместными трудами слились со своим обожаемым адмиралом в одно тело и в одну душу.
95
Всего на судах, участвовавших в Синопском сражении, кроме пароходов, находилось строевых офицеров и нижних чинов 5576 человек и нестроевых 371 человек. Николаевский центр. архив, опись 66, дело № 2, связка 1. (Прим. автора)
Несуетливо, в порядке обыденных занятий, готовили капитаны свои суда и команды к предстоящему назавтра бою, пока зашедшее солнце и спуск флагов, долженствовавших вновь подняться в ореоле блестящей победы, не прекратили будничной деятельности эскадры.
При свежем брамсельном ветре суда Нахимова спокойно провели ночь в 10 1/2 милях к северо-востоку от Синопского перешейка.
Негостеприимно встретило нашу эскадру утро 18 ноября. Дождь, сильная пасмурность и самый неблагоприятный для успеха дела юго-восточный дувший шквалами ветер приветствовали будущих победителей Синопа. При этом ветре овладение неприятельскими судами представлялось крайне затруднительным; они могли легко выбрасываться на берег, что с нашей стороны вызывало необходимость их полного уничтожения. С утра жизнь на эскадре началась своим обычным порядком.
Ожидание боя не нарушало ее мирного течения; на всех судах закипали котлы с матросскими щами, обычно суетилась прислуга кают-кампаний, и лишь редкие сигналы с «Императрицы Марии» напоминали о предстоящем деле.
Приказав судам держаться при движении один от другого в расстоянии 150 саженей и приготовиться стать на якорь со шпрингами, а фрегату «Кулевчи» держаться левее колонны Новосильского, адмирал Нахимов в 9 часов утра поднял сигнал к спуску гребных судов, а в половине десятого, отслужив на судах молебен, эскадра в двух колоннах, имея в голове «Императрицу Марию» под флагом Нахимова и «Париж» под флагом Новосильского, неслась, постепенно прибавляя ход, к Синопскому рейду с гордо развевающимися на брам-стеньгах национальными флагами. Около 10 часов утра адмирал поднял сигнал «Приготовиться к бою», но на судах все было уже готово, и спокойные духом черноморцы в 11 часов по обыкновению сели за обед.
Через полчаса обед был окончен, на судах ударили тревогу; мгновенно все были на своих местах, и орудия в деках заряжены каждое двумя ядрами. На салингах стояли офицеры для наблюдения за неприятелем и за правильным направлением огня своих судов. Дождь перестал, туман отнесло от берега, как бы вся природа оживилась, и в двух с половиной милях от стройно несшейся эскадры открылся Синопский рейд со стоящими на нем турецкими судами.
Страшная суета, поднявшаяся среди неприятеля, должна была еще более подкрепить нашу уверенность в победе. Торопливые сигналы, снующие во всех направлениях шлюпки, разводимые пароходами пары и беспорядочные группы турецких солдат, бежавших к береговым батареям, представляли ту знакомую картину зачатка поражения эскадры Османа-паши еще до начала самого дела, которая по достоинству должна была быть оценена опытным взором черноморского моряка.
В противовес этому в русской эскадре, когда, казалось бы, вид суетливого неприятельского рейда должен был внести известную горячность, царило полное величавое спокойствие. Каждый строго исполнял свое дело, взглядывая на адмиральский корабль. Флагманские корабли подошли уже на высоту батареи № 1, когда на «Императрице Марии» взвился сигнал – это был момент истинного полдня, который адмирал не упустил, по существующему обычаю, показать своей эскадре даже при такой исключительно боевой обстановке.
В этом ничтожном, по-видимому, факте замечательно красноречиво выразились не только полное спокойствие и нравственная мощь адмирала, но и полная уверенность его в своей эскадре, вся система его боевого воспитания.
В то же время оба флагманских корабля взяли для атаки турецкого флота направление на его центральные суда, и эскадра без выстрела продолжала нестись к своей цели, постепенно уменьшая паруса для постановки на якорь.
В свою очередь турки без выстрела ожидали приближения нашей эскадры, и лишь в половине первого, когда суда наши были на самом близком расстоянии, выстрел с турецкого флагманского фрегата «Ауни-Аллах» нарушил гробовое молчание и дал сигнал к бою. Почти моментально все неприятельские суда и батареи окутались дымом, и град снарядов полетел с фронта и фланга на наши корабли, стойко продолжавшие свое движение до дистанции, указанной диспозицией.
Турецкий огонь, направленный преимущественно против обоих флагманских кораблей, был очень меток и еще до постановки на якорь нанес серьезное повреждение рангоуту и стоячему такелажу корабля «Императрица Мария», большая часть которых была перебита, а у грот-мачты оставалась только одна нетронутая ванта.
Корабль «Императрица Мария», имея ветер с кормы и проходя вдоль судов левого фаса турецкой эскадры, открыл батальный огонь по этим судам и, не задерживая хода, смело продолжал приближаться к флагманскому фрегату. В полутораста саженях от него на глубине 15 саженей был отдан якорь, и наш корабль направил самый сильный огонь по своему противнику.
Корабль «Париж» шел рядом с «Императрицей Марией» и на ходу не отвечал на сильный огонь турок. Одновременно и рядом с последним он стал на якорь, спокойно принял удобное для боя положение и открыл всем левым бортом огонь по ближайшим турецким судам.
Сзади следовавшие корабли шли на свои места, обмениваясь выстрелами с прибрежными батареями, и постепенно бросали якоря на расстоянии 150–180 саженей от турецких судов. Фрегаты «Кагул» и «Кулевчи» остались под парусами. С этой минуты руководство боем со стороны адмирала должно было почти прекратиться. Каждый корабль действовал самостоятельно, строго руководствуясь преподанным наставлением драться на самом близком расстоянии и помогать друг другу.
Фрегат «Ауни-Аллах» не выдержал и получасового огня нашего корабля «Императрица Мария» и, отклепав цепи, бросился на берег у батареи № 6, не спуская, впрочем, своего флага. Следует заметить, что во время этого боя наш корабль выдерживал огонь не только «Ауни-Аллаха», но и близ него расположенных 44-пушечного фрегата «Фазли-Аллах» (бывший русский «Рафаил») и 24-пушечного корвета «Неджми-Фешан».
Но командир «Марии» капитан Барановский не разбрасывал своего огня по всем трем противникам, а сосредоточенно поражал их поочередно. Покончив с «Ауни-Аллахом», он начал действовать исключительно по фрегату «Фазли-Аллах», который, загоревшись, последовал вскоре примеру своего флагмана и выбросился на берег близ самого города, у мола.