Адмиралъ из будущего. Царьград наш!
Шрифт:
– Клаус! На лаге только двадцать один узел, – почти кричал в машину Кеттнер. – Делай что хочешь, но прибавь оборотов!
– Я не бог, Пауль, – донесся в ответ усталый голос из утробы корабля. – Первая кочегарка задымлена так, что находиться в ней невозможно – уже пятерых кочегаров унесли в лазарет без сознания. Люди падают от усталости. Пришли два десятка матросов на подмену, тогда, может, еще узел выжмем…
– Где я тебе людей возьму? Снаряды подносить некому, пожары тушить… Отдохнем в могиле, дружище. И постарайся объяснить своим кочегарам,
– Пауль, – на мостик поднялся старший офицер крейсера корветтен-капитан Кемпке, – в кают-кампании пожар. Сильный пожар. Тушить некому. Предварительно двадцать семь человек убито. Сорок раненых…
– Зачем ты все это мне говоришь? – огрызнулся Кеттнер. – Мы ведем бой, потери неизбежны. Что-то хорошее скажешь?..
– Русский крейсер открыл огонь! – прервал общение офицеров крик сигнальщика.
– Дьявольщина! – ругнулся командир. – Этого нам еще недоставало! Какая дистанция?
– Девяносто кабельтовых, – ответили с дальномера.
Два водяных столба от падения шестидюймовых снарядов выросли приблизительно в трехстах метрах от борта «Бреслау».
– Пока недолет, – прокомментировал Кемпке. – Но для пристрелочного залпа очень неплохо.
– До захода солнца сорок минут. Вполне может успеть зацепить нас парой своих снарядов.
– Знаешь, Пауль, когда я служил в африканских колониях, местные охотники говорили, что четыре гиены могут одолеть льва. Теперь я в этом убеждаюсь…
– Если принять твою аналогию, то сейчас на помощь гиенам спешит еще и буйвол…
В этот момент очередной снаряд с эсминцев разорвался на баке. Несколько осколков провизжали вокруг тех, кто находился на мостике.
– Думаю, что стоит перейти в боевую рубку.
– Согласен, нечего бравировать напрасно.
Пока спускались в рубку, были отмечены еще два попадания в крейсер – действенность огня с неумолимо приближающихся эсминцев становилась все более эффективной. Причем один из снарядов угодил во вторую трубу, здорово ее раздраконив. Ход «Бреслау» упал до девятнадцати узлов. Ко всему вдобавок, очередной залп носовой башни «Кагула» лег под самым бортом, засыпав палубу осколками.
– Открыть огонь левым бортом по крейсеру, – распорядился Кеттнер.
– Далеко, господин фрегаттен-капитан, – отозвался старший артиллерист. – До противника восемьдесят пять кабельтовых, он за пределами досягаемости нашего огня.
– Я знаю. Но бейте на пределе, хотя бы своими всплесками сбивайте ему наводку, сейчас не та ситуация, чтобы экономить снаряды.
Пять орудий левого борта послушно загрохотали выстрелами в сторону самого грозного из преследователей. Без данных с дальномеров, которые были задействованы в перестрелке с миноносцами, просто на пределе своей дальнобойности пушки «Бреслау» посылали сталь и взрывчатку навстречу приближающемуся врагу. Без надежды попасть в него только ради того, чтобы помешать попасть в себя…
– К черту! – опять чертыхнулся Кеттнер. – Поворот тридцать градусов влево. Привести
– Там же нет угля.
– Лучше без угля ржаветь в турецком порту, чем на дне моря…
… – До «Бреслау» тридцать кабельтовых! – прокричал сигнальщик «Гневного».
– Ну вот, не зря зажигательные готовили. Валериан Станиславович, прикажите подавать к носовой хлопушке именно их.
К германскому крейсеру, с дискретностью в десять секунд, понеслись снаряды, снаряженные термитной смесью. Они не давали осколков, не контузили врагов взрывной волной, но их начинка, смесь алюминиевого порошка с окисью железа, при попадании давала такой страшный жар, что воспламенялась не только древесина палубы или краска на металлических конструкциях – термит прожигал и стальную палубу. А провалившись сквозь нее, находил, как правило, предостаточно «пищи» для того, чтобы вскормить зарождающийся пожар.
Именно такой подарок упал на ют спасающегося бегством германского крейсера. Проплавив палубу, он свалился в офицерскую каюту, где воспламенил все, что имело органическое происхождение, но этим не ограничился и «спустился» еще на один этаж – в кладовку…
Еще одну «зажигалку» матросы пожарного дивизиона «Бреслау» просто сбили за борт мощной струей из бранспойта, и тот, полыхнув на прощание пламенем выделившегося в результате реакции раскаленного алюминия с водой водорода, исчез в волнах, но дым от пожара на корме здорово затруднил стрельбу паре ютовых орудий крейсера. А отбиваться от наседавших русских эсминцев могли на данный момент только они. То есть теперь уже не могли…
Хотя сбить «Дерзкий» с атакующего курса успели: немецкий снаряд взорвался под самой скулой головного корабля дивизиона, гидравлическим молотом выбило немалую пробоину в борту, и своим тридцатиузловым ходом эсминец просто насадил носовую переборку на страшный напор воды ударившей в нее. Пришлось срочно сбрасывать ход и отворачивать с курса. Преследовали немца уже только «Гневный» и «Пронзительный». Но и этого было достаточно. Хоть багровый диск солнца уже коснулся горизонта, грозные преследователи уже приблизились на пятнадцать кабельтовых, теперь они уже не потеряют в ночи свою жертву…
А оставшаяся боеспособной пара русских эсминцев склонилась вправо от прежнего курса: уже пора было готовить к бою их главное оружие – торпеды. А уж этого добра на черноморских «новиках» имелось больше, чем на любом корабле данного класса во всем мире: по пять двухтрубных аппаратов на каждом. И командующий флотом несколько месяцев натаскивал именно Первый дивизион на предмет залповой стрельбы самодвижущимися минами.
– Ай да «Кагул»! Ай да браво!! – не сдержал эмоций Черкасов, когда увидел два взрыва на преследуемом крейсере. Два взрыва, явно соответствующих более крупным, чем посылали во врага эсминцы, снарядов. – С такой дистанции и все-таки попал!