Адмирал Нельсон. Герой и любовник
Шрифт:
От местных жителей Нельсон узнал, что гарнизон Бастии почти в два раза больше, чем он полагал. Однако он никому об этом не сказал, пока городок не был захвачен. Только тогда он во всем признался Дандасу.
— Но почему вы молчали? — недоуменно спросил генерал.
— Если бы я сказал вам о том, что знал, пострадала бы моя собственная честь, честь лорда Худа и всего британского флота! — был ответ Нельсона. — Я всегда был уверен, что один англичанин стоит трех французов!
Английские историки пишут об этом поступке Нельсона с восхищением. Как говорится, победителей не судят, но сокрытие от командующего сухопутным отрядом ценных разведданных
Больших боев на Корсике не было, зато мелких стычек — предостаточно. Нельсон буквально упивался опасностью. Он (хотя как командиру отряда судов ему это было совершенно не обязательно) участвует в этих стычках. И каждая маленькая победа приносит ему радость. Кроме этого, во время блокады его суда захватывают и жгут французские транспорты.
— Смерть со славой — это самая завидная участь! — говорит он своим подчиненным. — Если с каждым из нас что-либо случится, не печальтесь, это всего лишь долг, который всем нам предстоит заплатить. Самое же страшное — жить опозоренным! Будем же храбрыми!
— Будем, сэр! — с энтузиазмом отвечали офицеры и салютовали шпагами.
Постоянное соприкосновение с опасностью быстро сделало Нельсона фаталистом. В одном из писем Фанни он пишет, пугая и без того переживающую за его жизнь женщину: «Если со мной случится несчастье, я уверен, что своим поведением заслужу для себя королевские милости. Это не значит, что я хоть малую толику сомневаюсь, что вернусь к тебе со всеми почестями. Но если не вернусь — значит, на то Божья воля. Я никогда не навлеку позора на головы моих близких. То малое, что у меня есть, я отдал тебе, оставив лишь небольшие средства на жизнь. Хотелось бы, чтобы их было побольше, но ведь я не добыл ни одного фартинга бесчестным путем, это деньги из чистых рук. Какой бы ни была моя судьба, я молю Бога, чтобы он тебя благословил и хранил ради сына».
Повстанцы совместно с английским десантом постепенно освобождали остров от французов. Наконец в руках последних остался лишь город Кальви, который был осажден летом 1794 года. Англичане уже предвкушали скорую победу, когда в их лагере начались повальные болезни.
Глядя, как с каждым днем растет число могильных холмов, Нельсон негодовал:
— Мы измотаемся до смерти, прежде чем успеем навредить этим треклятым французам!
В один из дней, когда он осматривал позиции неприятеля, шальное ядро ударило рядом с ним в бруствер, осколок камня попал капитану «Агамемнона» в бровь и повредил зрительный нерв.
— Наша жизнь находится в руках Бога, но мое имя, моя честь находятся в моих руках! — так якобы сказал Нельсон после полученной раны.
На этом, собственно говоря, участие Нельсона в боях за Корсику и закончилось.
Теперь мы подходим к весьма нелюбимой британскими историками деликатной истории с невидящим глазом Нельсона. Принято считать, что в бою при Кальви Нельсон был ранен в глаз, после чего на него ослеп. Потому на всех классических портретах он изображен с черной повязкой, закрывающей его ослепший глаз. Однако не столь давно в британской прессе появились статьи, утверждающие, что рана Нельсона была настолько незначительна, что его даже не внесли в официальные списки раненых, так как с глазом почти ничего не случилось, лишь несколько снизилась острота зрения.
Нельсон, ожидавший за Корсику наград и отличий, но не получивший ничего, жалуется, скрупулезно подсчитывая все свои заслуги, не
Именно тогда Нельсон объявляет во всеуслышание, что его раненый глаз ничего не видит, что он получил увечье, и если его обошли наградой, то должны хотя бы назначить пенсию как инвалиду. Кто мог проверить, видит Нельсон раненым глазом или нет, а если видит, то насколько хорошо? Никто! Теперь капитан «Агамемнона» везде и всюду появляется с черной повязкой, свидетельствующей о совершенных им подвигах.
Впоследствии, когда Нельсон потеряет руку, история с невидящим глазом утратит всякий смысл, и тогда он навсегда снимет свою черную повязку. Впрочем, чтобы его не заподозрили в обмане, Нельсон будет говорить, что его зрение постепенно восстановилось. Вот почему история про выбитый глаз британского флотоводца, возможно, не более чем легенда, сочиненная самим Нельсоном от обиды за невнимание к своей особе и в надежде на сострадание начальства.
После непрерывных походов «Агамемнон» нуждался в хорошем ремонте. А потому, едва завершились бои за Корсику, Нельсону было приказано перегонять корабль в Ливорно, где и заниматься приведением линкора в боеспособное состояние. Одновременно Нельсону было поручено добиться разрешения на пользование портом и местным Адмиралтейством у дожа Генуи.
Пока шли переговоры и работы по ремонту корабля, у офицеров было время, чтобы как следует отдохнуть после перенесенных трудов. Начались скоропалительные страстные романы с местными красотками, благо призовые деньги у «агамемноновцев» на руках были немалые. Не остался в стороне от плотских утех и капитан корабля.
Один из биографов Нельсона Джеймс Гаррисон, как бы извиняясь за своего героя, пишет: «Не стоит умалчивать, что, хотя Нельсон никогда не был бесчестным соблазнителем жен и дочерей своих приятелей, все знали о том, что он питает гораздо большее пристрастие к прекрасному полу, чем это допускают нормы чистейшей христианской морали. Это потворство своим желаниям в сочетании с небольшой долей тех грубых привычек, что присущи всем британским морякам, а именно бездумное употребление бранных слов, — вот это и есть те немногие темные пятна, которые слегка приглушили блеск его морального облика».
В Англии никогда не любили и не любят вспоминать историю ливорнского романа Нельсона. Но он был, и из песни, как говорится, слов не выкинуть…
На этот раз объектом страсти капитана стала француженка Аделаида Коррелья. Современники единодушно утверждают, что то была женщина поистине ослепительной красоты. Нельсон увлекся ею настолько серьезно, что сразу же напрочь забыл о своей ненависти к французской нации.
Знакомство с мадемуазель Коррелья произошло в самом конце 1794 года в доме британского дипломата в Ливорно. Думается, появление там красавицы было не случайным. В обязанности британских дипломатов того времени помимо всего