Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал
Шрифт:
– Смотри, ничего не боятся, вон трое в стороне наверху сидят, похоже на гармошках пиликают, – сообщил напарник, не отрываясь от бинокля.
– Запугали наших, кто выглянет, пуля в лоб.
– Нас не засекли, как думаешь?
– Не думаю, мы по открытому пространству ползли, вне зоны интереса снайперов, они сюда вряд ли смотрят, им окопы нашего батальона интересны… Снайпера бы найти.
– Не вижу.
– Они хорошо прячутся, пока выстрел не сделает, засечь фактически не реально. Это если он на позиции и не спит где-нибудь в блиндаже, – не отрываясь от своего бинокля, сказал я, прислонив винтовку к щитку пушки.
С другой стороны от меня лёг напарник и так же пристально осматривал немецкие позиции.
– Выстрел, – дернулся тот.
–
– Тоже нет. Снег ещё этот слепит, ладно хоть солнца нет.
– Судя по звуку, бил тот не из своих окопов, ближе был, примерно вот там, от того разбитого немецкого танка, до вон того лежавшего на боку бронетранспортёра. Вот между ними где-то звук шёл. Смотри, а я его выманю.
– Как?
– Начну отстрел той тройки музыкантов, если немец опытный, он будет искать и по звуку определит, откуда примерно ведётся огонь. В этот раз нас не поддерживают и звуки выстрелов стрельбой не маскируются, быстро засекут. Он выстрелит, должен выстрелить, засеки вспышку. Дальше уже мой выстрел.
– Понял. Готов?
– Готов.
Первый выстрел, и один из немцев скатился в окоп неуправляемой бессознательной тушкой, пока остальные сообразили, что происходит, я снял второго и явно ранил третьего в руку. В это время от щитка с визгом рикошета ушла в небо пуля.
– Засёк?
– Да, этот гад у хвоста разбитого немецкого самолёта устроился. Там вспышка была.
Дождавшись второго рикошета (он бил в смотровую щель, где торчал ствол моей винтовки), я выкатился из-за щитка, у меня было время, пока тот выбивал стрелянную гильзу, и, прицелившись под хвост сбитого штурмовика, заметив там шевеление, сделал три выстрела.
– Готов, – сообщил Ластин. – Его белая куртка вся в крови, без бинокля теперь видно.
– Уходим.
Вскочив на ноги, мы рванули в тыл. Вовремя. Нашу лёжку не только снайпер обнаружил, так что там начали рваться мины. Причём стали нас преследовать, видимо корректировщик работал. Две перед нами в тридцати метрах рванули, заставив нас упасть в снег. Вскочив, мы побежали дальше, пока не ушли в низину, потом по кустарнику и добрались до будки.
– Не зацепило? – отдышавшись, спросил я, заметив кровь на лице старшего политрука.
– Нет, только губу разбил, когда в снег упал. Там что-то твёрдое под ним было.
– Бывает. Считай повезло. Есть хочется, надеюсь, ужин готов.
– Странно, что нас из пулемётов не прочесали, вроде в прямой видимости были, могли дотянуться.
– А та тройка и была дежурным расчётом станкового пулемёта, остальные наверняка не успели занять боевые посты, мы уже удрали. А пулемёт я видел. На наш «максим» похож. У меня такой был, коммунистическому батальону подарил. Только он в ручном исполнении был, а это станковый. Позиция у нас была хороша, надо признать, а вот момент отхода не проработан, его фактически не было, поэтому и пришлось драпать так спешно. Это урок. В следующий раз позицию не выберем, если не будет хотя бы двух удобных путей отходов.
– Хорошо. Восемнадцать сегодня настреляли, – довольно сказал тот.
– А пулемётчики?
– Я снайпера искал, не видел, убил ты их или нет, подтвердить не могу.
– Вот бюрократ.
– Уж какой есть, – развёл тот руками и принюхался. – А хорошо пахнет.
Мы вышли из кустарника и подошли к нашему лагерю, где батька Степан готовил ужин. Практически закончил, вовремя мы вернулись. Волк подбежал и запрыгал вокруг меня от радости. Стрельбу Степан слышал, как и обстрел, так что, пока мы ужинали, любопытничал. Ну а мы спорили, сколько было убитых. Именно тут, когда практически стемнело, нас и нашли два бойца из той роты, в тылу которой мы работали. Они нас по дыму от костра обнаружили. Ластин ушёл к ротному. Ему подтверждение нужно было, говорю же бюрократ, а я занялся винтовкой, хорошенько почистил её. После этого достал трофейную радиостанцию из будки, накинул антенну повыше на ветку высокого тополя
– Есть что интересное? – спросил батька Степан. Он подтапливал буржуйку в будке, мы скоро дальше поедем, готовил нам спальное место. Напарник ушёл, не попив чай.
Сделав глоток чая, я молча покачал головой.
– О нас ничего, тыловики треплются. Что, сколько и куда доставят. Видимо на передовой в основном телефонную связь используют. Разве что корректировщики голос могут подать, но они сейчас молчат.
Когда Ластин пришёл, он был доволен, мне не только снайпера подтвердили, за его карабином добровольцы сползали как стемнело, но и пулемётчиков. Двух, третий действительно подранок, слишком шустро спрыгнул, это успели заметить. Эту тройку давно видели, но не стреляли, сами приманку для снайпера делали, на пулемётчиков его вывести хотели, лишь отслеживали, а тут выстрелы, так что свидетели были. Немец по их приманке стрелял, по чучелу, а обнаружить не смогли, это нам вспышку было со стороны видно. Таким образом, сегодня я настрелял двадцать немцев. Счёт шокирующий, это напарник признавал, не у каждого снайпера такой есть.
После этого попрощавшись с бойцом, мы с напарником погрузились в будку и, накрывшись тулупами уснули, а батька Степан, устроившись на козлах, повёз нас в тыл по укатанной дороге. Его задача отвезти нас за ночь на край обороны дивизии, где был стык с другой частью. Следующий день я планировал провести там, надеюсь, слухи о наших методах до тех немцев ещё не дошли. Волк, иногда вскидываясь, спал в ногах, грея их как буржуйка.
Следующий день прошёл не менее продуктивно, очень даже хорошо прошёл. Я использовал разные хитрости и примочки, настреляв тринадцать немцев. Казалось бы, мало, так-то оно так, да не так, из них семь были офицерами, на ложные атаки выглядывали, два корректировщика и почти в полном составе экипаж танка. Удалось по счастливой случайности его подловить во время обеда, жаль, пятый танкист успел спрыгнуть в капонир и укрыться в нём.
Вот на третий день мы работали на другом краю позиции дивизии, тоже на стыке. Нас сюда батька Степан довёз за ночь, пока мы спали. Сам он днём отсыпался. Продолжая использовать разные хитрости, мы сняли шесть офицеров, один был в звании полковника, напарник разобрался в знаках различия. Мне кажется, брехал, слишком далеко, но немцы сами подтвердили, когда я их волну слушал, был убит командир полка. Его вполне официально записали на меня, лично комполка приезжал, благодарил. Он же вчерашний боевой листок подарил, там описывались наши с Ластиным действия, и сколько немцев за это время было уничтожено. Оказалось, пользуясь моментом, он по телефону связывался со своими коллегами и давал материал для боевого листка. Да-да, коллегами. Выяснилось, что Ластин был военным корреспондентом и вёл полную запись всех наших действий. Так что, когда третий день закончился и батька Степан повёз нас, крепко спавших, в штаб дивизии, на моём счету было пятьдесят три официально подтверждённых и шесть не подтверждённых немцев. Уже неплохо, есть чем гордиться. Теперь можно со спокойной совестью возвращаться домой, что мог – я сделал.
Разбудил меня шум снаружи. Кто-то проходил мимо, скрипя снегом. Проснувшись, сам я разбудил напарника. Скинув тулупы, мы выпустили сначала Волка, тот отбежал в сторону по своим надобностям, видать давно терпел, ну и следом мы выбрались. Будка стояла в лесу у землянок, именно сюда перебазировался штаб дивизии за эти три дня. Лошадь распрягли, обиходили, Степан за этим строго следил. Неподалёку стоял часовой, что также и за нами приглядывал, охраняя. Потянувшись, тело затекло, я осмотрелся и поинтересовался у старшего политрука: