Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал
Шрифт:
– Мы подумаем и сначала сами послушаем, – встрепал он мне волосы на голове. – Ладно, твоя идея с призами за правильный ответ мне нравится. Поддерживаю, тем более мне на это дали добро. Какой ответ, мне же нужно будет проверять?
– Толчок в плечо.
Хмыкнув, тот покачал головой:
– Долго отгадывать будут, у меня шесть вариантов ответа было и ни одного правильного. Это ты правильно срок в месяц указал. Призы сам занесёшь?
– Завтра забегу часов в шесть вечера. Нормально будет?
– Нормально. Идём, чаю попьёшь, потом моя машина тебя домой отвезёт, стемнело уже.
–
В редакции я задержался на полчаса. Потом меня отвезли домой, а когда я сам открыл дверь, меня Марина встретила, и я застал заплаканную сияющую маму, сидевшую на стуле на кухне. Вокруг все старшие были, бабушка, Таня, дед, остальных видимо уже уложили. Они тоже были, скажем так, радостны. Предчувствуя, что это не я стал причиной такого счастья, услышал от мамы:
– Письмо от папки пришло. Жив, вышел из окружения, даже не ранен. Тане письмо прислал.
– Хм, как-то странно все мои эфиры заканчиваются. Снова письмо, – пробормотал я и, почесав затылок, неожиданно и счастливо улыбнулся, новость действительно была отличной.
Тут ещё Маринка подкралась сбоку и прошептала на ухо:
– А я помню ту седую женщину, с которой ты разговаривал. Мы всё слышали, что ты по радио говорил.
– Блин, – только и ответил я.
Повесив гитару на вешалку, я прошёл на кухню, сперва попил квасу, налил из кувшина на столе, ядрёный, хороший, и присел за стол рядом с мамой. Та намёк в виде протянутой руки поняла и дала письмо. Быстро пробежался по неровным строчкам – отец не умел писать красивым почерком, как курица лапой, но разобрать было можно.
– Понятно, – после недолгого молчания, разве что бабушка с Таней о чём-то шептались, пробормотал я. – Нашего письма он не получал, мы же не знали, что адресата не было, в окружении находится. Нужно новое писать, по новой военной почте, что он указал.
– Но мы же ему уже написали, письмо ушло, – сказала мама.
– То вернут обратно на наш адрес. С припиской «адресат не найден» или чем-то подобным. Сейчас писать будем?
– Подождём до завтра. Все устали, – оглянувшись на бабушку, ответила мама.
– Да, а у меня дежурство, – подтвердила Таня. – Я со знакомой в больнице договорилась, она пока меня заменит, но не на всю ночь, так что я побежала.
Быстро переобнимавшись со всеми, она подхватила узелок с едой, что бабушка ей собрала, и упорхнула.
– Осторожнее на улицах, – успел я крикнуть ей вслед, вздохнув; осмотрев присутствующих, быстро встал и пояснил. – Я её провожу.
Подхватив куртку деда, поскольку стало холодать ночами, хотя только начало сентября, вон сегодня десятое число, я догнал Таню. Шустрая, уже до перекрёстка дойти успела, и сообщил, что сопровожу её. Дальше мы, болтая, так и шли. Трамвай уже не ходил, время позднее, так что пошли пешком. Темы разговора у нас было две: письмо отца и, конечно, моё выступление на радио. Таня сразу сказала, что шокирована была, да не она одна, вся семья, что слушала нас, моими познаниями. Так как она присутствовала в квартире мамы и слушала вместе со всеми, то по комментариям мамы и деда стало ясно, что все, что я описывал, вполне могло быть, по мелким деталям они подтверждали, что многое помнят. То есть моих
– А куда деваться? – пожал я плечами на эти её слова и, мельком осмотревшись, так как старался контролировать, что происходит вокруг, продолжил: – Или их вот так прижать, или они и дальше будут творить то, что творят. Надеюсь, прислушаются к моим словам те, кому надо. Вот товарищ Сталин, ты же знаешь, что я у него был по приглашению, пока шёл эфир и велась передача, раза четыре звонил редактору и просил, чтобы меня не останавливали, или давал добро на продолжение рассказов.
– О, это тоже интересно. Расскажешь?
– Ну я знаю только факт самих звонков, а про ту нашу встречу в кабинете ты и так знаешь. Насчёт отца нужно поговорить. По намёкам ясно, что он где-то под Старой Руссой.
– А как ты понял? – удивилась та.
– Сама же читала. Там написано, что они у деревни Кневцы. Название приметное, а мы там проезжали рядом. Завтра письмо нужно написать и отправить. Пока точно не скажу, на передовой он или нет, карту тех мест нужно посмотреть и сравнить со сводками с фронта, но не думаю, скорее всего, во второй линии, на пополнении и переформировании, так что сейчас подразделение, где служит отец, отдыхает. Хотя сам отец вряд ли, он же ротный старшина, у него сейчас самая работа, снабжение, обеспечение всем. Побегать придётся.
– Тяжело, – вздохнула та.
– Да, нелегко, но на то она и война. Интересно, где отец служит.
– Как где, в армии, – изумилась сестрёнка.
– Армия она разная бывает. Мы же только номер почты знаем, а он в пехоте может служить, в артиллерии, хотя ротный старшина, вряд ли там, в мотострелках, в танкистах, да даже у лётчиков, поди угадай.
– В прошлом письме папа написал про мотострелков.
– Это да, но ведь почта-то сменилась, это тоже не забывай, значит, он в новом подразделении служит… О, вон и твоя больница, что-то мы быстро дошли.
Ещё раз мельком обернувшись, не нравятся мне те тени, что нас с моей улицы сопровождают, как бы не топтуны из ведомства Берии, я довёл сестру до больницы, та быстро попрощалась, вернула мне куртку, которую я ей накинул на плечи, и скрылась в здании через дверь чёрного входа. Развернувшись, я потопал обратно, поглядывая по сторонам. Далеко уйти мне не дали, ну так и думал – топтуны.
– Александр? – заступила мне дорогу одна из теней. – С тобой хотят поговорить. Прокатимся?
– Время позднее, Лаврентий Павлович ещё не спит?
– Самое время для работы, – беря документы, что я ему протянул, ответил тот.
К нам подкатила машина, по форме кузова не «эмка», может, что иностранное? Когда я устроился на заднем сиденье, мужчина, оказавшийся в форме сержанта госбезопасности, сел рядом с водителем. Я рассмотрел на приборной панели небольшую эмблему «опеля».
– Так это трофейная машина? – немного удивился я.
Сопровождающий ничего не ответил, застыл как истукан на своём месте, но откликнулся водитель, который охотно мне пояснил: