Адриан. Золотой полдень
Шрифт:
— Но, государь!..
— Я сказал — не желаю!! Знаю, ты скажешь — если бы я знал, если бы меня известили. До таких вещей, Ларций, доходят своим умом, тем более подпиши я сейчас эдикт о возведении тебя в сенатское сословие, боюсь, за твою жизнь нельзя будет дать и ломанного аса.
— Это не так, наилучший! — воскликнул Ларций. — Я достаточно насмотрелся на щенка, на его поступки, чтобы не признать — ты сделал наилучший выбор для Рима.
— Но не для тебя, Лонг, — вздохнул император. — Ты полагаешь, я прост, и болезнь лишила меня возможности соображать и продумывать свои решения? Вы все ошибаетесь — ходячий труп
* * *
Боги играют с людьми в странные, нелепые игры, словно Юпитеру Победителю, его супруге Юноне, ужасно благоразумной Минерве — всем небожителям, мнящим о себе в самых превосходных степенях, — до ужаса хотелось услышать это признание, потому что срок разумной, полноценной жизни Траяна закончился на следующий день. Жарким июньским днем, когда он взобрался на одну из штурмовых башен, его разбил апоплексический удар. На землю императора бережно спускали на руках. Легионеры плакали, обозные сбежались, плакали, рыдали лагерные шлюхи, ревели ослы и верблюды.
Снежный словно взбесился — заржал так, что у Ларция, отдыхавшего в своем шатре, сердце ушло в пятки. Он выскочил наружу, вместе со всеми бросился к передней линии укреплений. Матидия, семенившая рядом с носилками, рыдала. С другой стороны носилок шла Помпея, простоволосая, пытавшаяся поправить солдатский плащ, которым был накрыт муж.
Помпея не плакала. Она смотрела на мужа, время от времени на сгрудившихся солдат, префектов, центурионов, на рабов, обозников, на небо, и этот взгляд пронзил Лонга и всех тех, кто присутствовал при этом скорбном пути. Пронзил на всю жизнь, как бы подтверждая, что никогда у Рима не будет лучшего императора.
Марк еще был жив. Он хрипел и пытался что-то сказать. Тогда Матидия принималась легонько гладить его голове, по остаткам курчавых волос, венчиком обнимавших лысую, божественную голову.
В походном шатре над Марком захлопотали врачи. Их усилия оказались напрасны — императора разбил паралич, левая сторона тела стала как мертвая.
Он потерял дар речи.
Императрица по собственному разумению приказала везти мужа в сторону моря, в Киликию, оттуда она собиралась отплыть в Рим. С дороги она написала письмо Адриану и предупредила его о возможных осложнениях, которые могут случиться по причине невозможности императора говорить. Она постарается сделать все возможное, чтобы Марк поправился и исполнил свое обещание, но только боги могут знать, удастся это или нет. В любом случае приказ о назначение Адриана консулом на следующий год Марк успел огласить, и это обстоятельство может очень помочь.
Ларций, командовавший конвоем, сопровождавшим Марка, до самого последнего дня неотлучно находился при императоре. Беда случилась в городе Селине, что в Киликии. Здесь 8 августа 117 года, через восемьсот семьдесят пять лет после основания Рима, Марк Ульпий Траян расстался с жизнью.
В этот момент возле него, не считая лекарей, были Помпея Плотина, Матидия и Ларций Лонг. Он умер, пытаясь что-то сказать.
— Адриан? Наш Публий?
Император закрыл и поднял веки.
— Будь свидетелем, Ларций. Он назвал имя преемника. Об этом ты должен публично объявить в Риме. Ты отправишься в Италию и там доложишь, что собственными ушами слышал, как император назвал имя преемника. Тебе поверят, ты не станешь врать. Это приказ, Ларций. Тот единственный в жизни, который следует исполнить, не щадя жизни.
— И чести?
— И чести, потому что честь в том, чтобы в Риме восторжествовал закон, чтобы не допустить гражданскую войну, чтобы граждане были уверены — власть в крепких руках. Так как?
— Я выполню приказ.
— Вот и хорошо, иначе ты не вышел бы из этого дома живым.
Вот и вся императорская справедливость, вот и все милосердие…
* * *
Рим, узнав о смерти Траяна, содрогнулся. Сбежавшиеся сенаторы, услышав от префекта претория Публия Ацилия Аттиана скорбную весть, сразу причислили Марка к богам.
Был объявлен всеобщий траур.
На заседании в сенате Аттиан огласил указ об усыновлении Адриана и провозглашении его наследником. Префекту возразил вскочивший со своего места Нигрин. Он громыхнул сенсационной новостью, что Марк умер, не назначив преемника. Нигрин утверждал, что последняя воля божественного заключалась в том, чтобы сенат взял на себя эту нелегкую обязанность. Чтобы отцы решили, кто из тех кандидатов, которых упоминал Траян, способен продолжить его дело и разгромить Парфию. Его поддержал Красс и несколько других влиятельных сенаторов.
Аттиан возразил, что ничего подобного не было. Траян ясно и четко изложил в последнюю минуту свою волю, чему свидетельство письмо императрицы.
Нигрин, почуявший великий шанс, не удержался от намека на пристрастность Помпеи, ведь «всем известно, что она и наместник Сирии были связаны не только официальными отношениями». Этот намек вызвал откровенное неудовольствие значительной части сенаторов. Нигрин, нисколько не смущаясь, заявил, что желал бы видеть надежного свидетеля, который бы подтвердил слова префекта претория.
Аттиан представил Лонга.
Тот засвидетельствовал, что присутствовал при последних минутах божественного, и на вопрос, кого он назначает своим преемником, император слабым голосом, но ясно и четко ответил — Публия Элия Адриана.
Это свидетельство решило исход голосования. Сенат утвердил Адриана цезарем и августом римского народа. Затем была принесена клятва на верность новому принцепсу, что каждый из сенаторов засвидетельствовал своей подписью.
Сам же Ларций Корнелий Лонг, закрывшись в доме, предался пьянству в компании с садовником Евпатием, вольноотпущенниками Эвтермом и Лупой.
Прислуживала им Зия.
Рим скорбел по Траяну.
Часть II
Гавань вечного мира
Мы еще плохо знаем истинную форму Земли, и мне непонятно, как с этим можно мириться. Я завидую тому, кому посчастливится совершить путешествие, которое, как хорошо рассчитал Эратосфен, привело бы путешественника в ту же точку, откуда он начал свой путь.
Адриан11