Адриан. Золотой полдень
Шрифт:
За Лонга ответила Зия.
Другой женщине плебс не спустил бы такой дерзости и пренебрежения обычаем, но этой все сходило с рук. Было время, он также прогуливался с Зией, посещал цирк, бои гладиаторов, скачки, и никто тогда не смел бросить ему упрек в разнузданности. Зие все прощали, даже порой вызывающее вихляние бедрами.
Адриан только на мгновение вообразил себя на месте вырядившегося в праздничную тогу префекта, и эта фантазия вовсе не оскорбила его. Наоборот, стало завидно.
Ничего подобного Адриан не
Рядом с ним она всегда выглядела какой-то вялой, невыспавшейся. С каждым годом близость с ней давалась Публию все с б'oльшим с трудом и вовсе не потому, что она была не мила и не резва в постели, однако каждый раз после очередного соития, очередного испытанного обоими семяизвержения, Сабина начинала стонать — здесь болит, там болит, и нога у нее затекла, и не хватай больше с такой силой за грудь, не мни их, иначе они обвиснут. Не прыгай, как козел, ты все-таки императорский воспитанник. Своими нравоучениями она могла утомить кого угодно.
Другое дело Зия — с ней было легко, воздушно, продолжительно, весело. Она могла взвизгнуть, когда он начинал мять ей грудь. Тут же с такой силой вцеплялась в него, что не оторвешь. Оставляла на спине глубокие кровоточащие царапины, и все равно он радовался ей, как не радовался никакой другой женщине. Он пытался лепить ее. Знатоки оценили его труд как неудачный. Тогда он вернул ее этому идиоту.
Зачем?
Какая сила заставила его расстаться с любимой женщиной? Почему он вынужден заботиться о его новой пассии? Его ли эта забота доставлять скромному гражданину из всаднического сословия привязчивых до инвалидов баб? И лучший ли это досуг для повелителя мира в преддверии битвы за власть?
Он обратился к Тимофее.
— Расскажи о себе.
— Я из греческой семьи. Мой отец был римский гражданин. В младенчестве меня выкрали пираты и продали в храм Астарты, там я стала служительницей богини. Когда у меня родился сын, главный жрец забрал мальчика — сказал, он получит хорошее воспитание. Я пришла в ужас, подобным образом воспитывали меня. Когда же я однажды проявила строптивость, главный жрец приказал принести в жертву моего малыша. Я бежала. В пустыне, когда мы с ребенком погибали от жажды, нас подобрал Епифаний. Теперь я здесь, ребенок у него, а он, как ты сказал, отправился в Каппадокию.
Она сделала паузу, потом робко спросила.
— Государь, ты ласков со мной. Достойна ли я попросить о великой милости?
— Говори.
— Государь, прикажи найти моего сына и вернуть его мне. Весь мир в твоей власти, тебе это ничего не стоит.
— Вряд ли это в моей власти, Тимофея. Сацердата нужен мне самому, однако мои люди никак не могут найти его. Смирись, женщина.
— Если я красива, государь, почему я несчастна?
Адриан задумался.
— Я не жалуюсь, нет! — женщина, прижав руки в груди, подалась вперед. — Я верю, что скоро наступит Судный день, и я встречу своего мальчика. Игнатий обещал мне. Он — святой человек, его младенцем держал на руках сам Христос.
— И что?
— Но мне так хочется отыскать своего мальчика здесь, в земной юдоли. Ведь он ни в чем не виноват, государь. Он такой хороший. Почему же он должен страдать?
Адриан пожал плечами.
— Значит, ты не хочешь, чтобы тебя отправили в Рим?
— Нет, государь, хочу.
— По какой причине?
— Мне нельзя оставаться в Сирии, к тому же я дала слово Лонгу. Он пообещал, что позаботится обо мне. Ты ласков со мной, у тебя нет постыдных мыслей в отношении меня.
— Как ты можешь знать насчет постыдных мыслей.
— Знаю, господин. Тюремщик не дает мне прохода, старается завалить на спину, а когда я справляю малую нужду, пытается подобраться сзади…
— Я прикажу его наказать.
— Накажи, господин. Зачем я тебе? Верни меня Лонгу, он сможет защитить меня.
— А я выходит, не могу? — усмехнулся император.
— Ты же сам признался, что не можешь найти Епифания.
— Ты слишком смело ведешь себя со мной. Я бы сказал, дерзко.
— Чего мне бояться. Мне сказали, что я — государственная преступница.
— Тебе не страшно?
— Нет, господин, теперь не страшно. Раньше я ужасно как боялась, просто тряслась от страха, а теперь нет.
— Как же ты избавилась от страха?
— Я узнала истину. Я полюбила ее. С ней не страшно.
— Что есть истина?
— Господь наш и Спаситель.
— Кто научил тебя этой премудрости?
— Старец Игнатий. Он святой человек, господин.
— Истина Игнатия мелка и однобока.
— Мне ее достаточно, господин, — она помолчала, потом глянула прямо в глаза Адриану и добавила. — И тебе тоже.
— Нет, мне недостаточно, и я не считаю веру в ожившего безграмотного ритора истиной.
— Это тебе только так кажется, государь.
— Возможно.
Адриан долго смотрел на нее, потом кивнул и вызвал Флегонта.
— Уведи. Отправишь ее в Рим. Вместе с Игнатием. Относиться бережно.
Уже перед сном, ощутив тяжесть прошедшего дня, неизмеримую ношу власти он вслух произнес перед сном
— Если она красива, почему же несчастна? Если Сабина красива, почему и она несчастна? Я тоже недурен собой, но счастлив ли я?
Ответа не нашел.
Глава 2