Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964
Шрифт:
Несколькими днями позже на пресс-конференции Джон Кеннеди взял всю ответственность на себя. «Есть старая поговорка, — сказал Кеннеди, — у победы сто отцов, а поражение — сирота»{83}. Президент действительно чувствовал свою личную вину. Он понимал, что план Тринидад был лучше с военной точки зрения, чем проект «Запата», но по политическим соображениям план Тринидад был отклонен. Кеннеди винил себя за отмену второго воздушного удара. Он не понимал важности превосходства в воздухе для успеха всей операции. Он хотел бы, чтобы в беседах с ним ЦРУ и Объединенный комитет начальников штабов убедили его в этом. Но и он сам должен был поинтересоваться этой проблемой. Остальные аспекты его самокритики — что выбор повстанцев
Счастливчики
После залива Кочинос кубинцы распространяли миф о действиях своих сил безопасности в апреле 1961 года. В интервью биографу Кастро Тэду Шульцу в 80-х годах министр внутренних дел в правительстве Кастро Рамиро Вальдес сказал, что «кубинская разведка прослеживала подготовку вторжения шаг за шагом от Майами до лагерей подготовки в Гватемале»{85}. Вальдес подтвердил общее мнение кубинских обозревателей: «Мы имели сильную агентуру в контрреволюционных бандах»{86}. Советские документы не подтверждают этого заявления. В мае 1963 года, то есть через два года после вторжения, Кастро в личной беседе жаловался Хрущеву, что кубинцы не сумели проникнуть в кубинское эмигрантское движение за рубежом. Кубинцы были уверены, что осуществляют контроль над теми, кто работает на Кубе, но несмотря на расхожее мнение о том, что в маленькой Гаване в Майами секретов нет, люди Кастро в 1961 году вынуждены были признать, что они не знали многого о действиях своих врагов — Мануэля Рейя, Хосе Миро Кардона и Тони Барона{87}.
Советский Союз и Куба считали, что в апреле 1961 года они просто избежали катастрофы. Когда битва на побережье уже двигалась к завершению, братья Кастро обратились за помощью к КГБ. Неудача разведки очень беспокоила их. Хотя осенью 1960 года Рауль Кастро приступил к налаживанию широкого сотрудничества разведок, число «советников» в разведывательной службе Кубы оставалось незначительным. В свете промахов в Заливе Кочинос Рауль Кастро просил увеличить количество сотрудников КГБ. Советское руководство довольно охотно согласилось удовлетворить эту просьбу.
С полного согласия правительства Кастро Москва приняла спецслужбы Кубы под свое крыло. 25 апреля 1961 года, менее чем через неделю после того, как с бригадой ЦРУ, действующей на побережье, было покончено, глава КГБ Шелепин попросил разрешения направить на Кубу «по просьбе кубинского руководства» дополнительно 8 сотрудников КГБ с необходимым техническим оборудованием стоимостью 117 000 рублей (около 180 000 долларов США) с целью налаживания сотрудничества разведывательных служб{88}. Между тем резидентура КГБ в Гаване предложила Мануэлю Пинейро, главе кубинской военной разведки G-2, назвать семерых из новых сотрудников КГБ, которые могли бы возглавить различные управления кубинской разведки{89}.
Вернувшись на Кубу, Алексеев взял на себя контроль за переговорами с главами кубинских спецслужб с целью определения роли этих «советников» из КГБ. В соответствии со своим новым статусом Анибал Эскаланте действовал как представитель Кастро на переговорах, где определялись новые формы сотрудничества советской и кубинской разведок. За полгода до этого Рауль Кастро заявлял, что только триумвират — Фидель, он сам и Вальдес могут вести переговоры с Москвой по такому деликатному вопросу. На переговорах Алексеева с Эскаланте и главами разведслужбы Кубы обсуждалась возможность подписания соглашения по расширению сотрудничества и разграничению сфер деятельности против США и кубинской эмиграции. Москва и Гавана приветствовали расширение кубинского разведывательного сообщества{90}. 17 кубинцев уже учились в советских разведывательных школах,
Москва стремилась помочь кубинским секретным службам, но Алексееву приходилось сдерживать кубинских коммунистов, которые после залива Кочинос почувствовали возможность взять реванш. Блас Рока и Эскаланте по собственной инициативе разработали план физического устранения лидеров контрреволюции. Мануэль Рей, министр внутренних дел в первом правительстве Кастро, возглавил список лиц на уничтожение. Предвидя возражения со стороны советских представителей, Рока и Эскаланте пытались скрыть этот план Даже от Алексеева. Однако они прекратили свою работа, когда Алексеев узнал об этом от заместителя министра внутренних дел. Алексеев направил кубинцам послание, пытаясь убедить их в «несвоевременности» таких мер{92}.
Советские военные заняли оборонительную позицию в свете событий в заливе Кочинос. Вероятно, успех Фиделя объяснялся подавляющим превосходством в огневой мощи на крошечном береговом плацдарме. Советские танки Т-34 и 22-мм гаубицы, находившиеся на вооружении кубинской армии, вынудили контрреволюционеров сдаться. Тем не менее в советских армейских кругах понимали необходимость выработки соглашения по поставкам вооружения кубинцам, чтобы Кастро не смог обвинить Москву в несвоевременной поставке МИГов для предотвращения угрозы вторжения сил при поддержке США. Пока Алексеев отрабатывал детали реформы кубинских спецслужб, министр обороны готовил для Президиума перечень всего военного снаряжения, поставленного Москвой на Кубу с 1959 года[4].
Каковы были последствия операции? США не понимали, что из ожидаемых за год попыток вторжения нападение в заливе Кочинос было единственно реально. Хотя Советский Союз не завершил поставку военного снаряжения на Кубу, у Кастро оказалось достаточно вооружения для защиты берегового плацдарма. В апреле 1961 года кубинцы и советские представители были убеждены, что Кеннеди удержится от оказания реальной помощи контрреволюционерам. Фактически они оказались правы. Джон Кеннеди не санкционировал поддержку с воздуха, которая была необходима для удержания берегового плацдарма. Тем не менее кубинцы и Хрущев не ожидали вторжения такими большими силами в 1500 человек. Пережив первый шок, Советский Союз сделал то, о чем его давно просили кубинские коммунисты — они взяли на себя шефство над кубинскими спецслужбами.
Вторжение позволило Кастро объявить кубинскому народу о своем намерении построить социалистическую Кубу. Весной 1960 года Фидель намекнул советским представителям о своем желании видеть Кубу социалистической, в ноябре 1960 года он вступил в компартию, но кубинскому народу и миру объявил об этом 16 апреля 1961 года. Вторжение также смягчило влияние этого заявления на его авторитет в стране. Действия США подтвердили образ врага, который использовал Кастро в 1959 и 1960 годах, пытаясь ускорить радикальные реформы на Кубе. С апреля 1961 года события в заливе Кочинос стали великим объединяющим символом движения. Выбор в пользу коммунизма, сделанный Раулем Кастро в начале 50-х годов, Че в 1957 году и Фиделем в конце 1959 — начале 1960 года, теперь представлялся единственно правильным.
Серьезным последствием событий в заливе Кочинос стало возвышение Анибала Эскаланте и кубинских служб безопасности. Более года Фидель Кастро сопротивлялся этому. Перед лицом возрастания угрозы контрреволюции осенью 1960 года Кастро сделал первые важные шаги. Операция в заливе Кочинос ускорила этот процесс, явившись толчком к усилению полицейских сил, чему когда-то он так сопротивлялся. Эскаланте и его партнеры по переговорам Кудрявцев и Алексеев, вероятно, были правы, считая, что социалистическая революция встретит сильное сопротивление внутри страны, однако неумелые действия Кеннеди сняли последние преграды, удерживавшие Кастро от решительного шага.