Адская игра. Секретная история Карибского кризиса 1958-1964
Шрифт:
Тремя неделями позже, когда визит Кастро подходил к концу, Хрущев пригласил его в любимый бассейн в Пицунде, где за год до этого он развлекал сотрудника администрации Кеннеди Стюарта Юдалла. По всем меркам визит Кастро проходил успешно. Об этом свидетельствовала открытость планов поездки кубинского лидера на конечном этапе визита. Первоначально он должен был покинуть Россию 20 мая, однако он почувствовал себя дальним родственником, который приехал к рождественскому обеду, а собирается остаться и красить яйца на Пасху. Но визит завершался, и наконец надо было решать вопросы военной помощи и получения гарантий безопасности{58}.
В присутствии начальников штабов советской и кубинской революционной армий Кастро обрисовал потребности Кубы в военной сфере. В начале мая он уже говорил Хрущеву, что намерен создать новые танковые
Кастро ответил дипломатично. Несомненно помня о провалах кубинской разведки с 1959 года, он признал, что сначала его службы сосредоточились на проникновении в контрреволюционные банды внутри страны, и до последнего времени их успехи на Майями и другие очагах контрреволюции были весьма скромны. «Однако в последнее время (мы), — пояснил Кастро, — воспользовались судами, привозившими на Кубу медикаменты и продовольствие в качестве компенсации за интервенцию на Плайя-Хирон, чтобы засылать в Майями своих агентов» Кубинцы подготовили специальных людей для того, чтобы они могли попасть на американские корабли. Кастро не объяснил, каким образом кубинская разведка готовила этих людей для внедрения в среду кубинских беженцев в Майями, где они заняли руководящие позиции к направляли донесения в Гавану.
Через пару дней на встрече генерала кубинской армии дель Балле и маршала Советского Союза Бирюзова был подготовлен список военных поставок на Кубу. Ранее Хрущев решил предоставить самим генералам разработку деталей военной помощи. Однако, просмотрев список, он объявил Кастро, что Куба получит не 120, а 80 танков, и не нового поколения, а Т-34 — рабочие лошадки Второй мировой войны. Хрущев также решил снизить уровень поставок орудий ПВО. Несмотря на скупость советского руководства, Кастро не был разочарован. Хрущев предложил ему еще что-то. В первоначальном проекте советско-кубинского коммюнике, где превозносился успех визита Кастро в СССР, советское Министерство иностранных дел ничего не написало о ядерных гарантиях Кубе. Когда кубинцы узнали об этом, они пожаловались послу Алексееву, который сопровождал Кастро в поездке по стране. Алексеев сказал Хрущеву, что против таких гарантий выступает заместитель министра иностранных дел В В Кузнецов. «Что за глупость!» — отреагировал Хрущев и добавил, что, естественно, возобновит гарантии, которые дал летом 1960 года{60}. Верный своему слову, он дал команду сотрудникам Громыко ввести данный пункт в коммюнике. Эта гарантия значила для Кастро больше, чем танковые бригады.
В заключительном коммюнике по итогам визита Ф. Кастро в СССР в апреле-мае 1963 года было сказано о солидарности с Кубой в поддержке национально-освободительного движения, что соответствовало традиционной советской политике. Лично Хрущев считал большим своим достижением проникновение в Латинскую Америку, за что в октябре 1964 года при отстранении от
Подводя итоги визита Кастро в Советский Союз, аналитическая записка ПГУ отмечала особую роль А.И. Алексеева, который был «незаменимым человеком», хотя бы потому, что из всех работников советского посольства на Кубе он пользовался «наибольшим доверием Фиделя». Вместе с тем автор записки высказывал критические замечания в адрес Алексеева, в частности по поводу его отношения к ряду деятелей из окружения Кастро, против которых он вольно или невольно настраивал кубинского лидера{62}.
Прежде всего это касалось редактора газеты «Революсьон» Карлоса Франки, сотрудника этой газеты А. Арта, ее корреспондента Хуана Аркоча и вообще взаимоотношений с кубинской интеллигенцией. С ними нужно было терпеливо работать, чтобы не оттолкнуть в лагерь противников. Алексеев же, по мнению автора записки, не всегда верно настраивал Кастро. По его рекомендации Москва не выдала Франки в 1962 году визу в Советский Союз, выразив ему тем самым «свое недоверие». Поэтому, когда Фидель собрался ехать в Москву, он вызвал Франки и сказал, что «хотел бы взять его в Советский Союз». Но поскольку русские ему «не доверяют», посоветовал поехать в Париж, «чтобы не бросалось людям в глаза, что он, Франки, не поехал вместе с Фиделем».
Карлос Франки был ветераном коммунистического Движения, вступил в партию в 1938 году, когда работал линотипистом в газете «Нотисиас де Ой». Затем он стал редактором «Революсьон», которую Москва считала мелкобуржуазной. Франки много и активно помогал Ф.Кастро. «Напрасно ты думаешь, что я являюсь редактором „Революсьон“, — заявил он в беседе с автором записки. — Редактором газеты является Фидель. Все, что мы печатаем, выходит с ведома или по прямому указанию Фиделя»{63}.
«Дело не во Франки, — отмечал автор записки, — а в том, что вместо стремления всячески завоевать их доверие мы отталкиваем их от себя и делаем заклятыми врагами. Мы требуем головы Карлоса Франки, ведем исподтишка кампанию против Арта, хотя и тот, и другой по-собачьи преданы Фиделю и неукоснительно выполняют его директивы».
Травля Франки началась при Эскаланте, когда он был исключен из партии «за отсутствие дисциплины», а также «за растрату партийных денег и моральное разложение». Все эти обвинения, по свидетельству Карлоса Рафаэля Родригеса, оказались несостоятельными. «Франки был и остался в личном плане честным человеком, а в моральном пуританином, чего, к слову сказать, нельзя утверждать о многих других деятелях революции». Советская политика в отношении Франки и ему подобных вызывала «удивление наших друзей, дипломатов других стран», в частности посла Чехословакии на Кубе{64}.
В немилости у Алексеева оказался и Аркоча, который, по мнению сотрудника советской разведки «Макса», был одним из лучших кубинских журналистов. У него были обширные международные контакты, и он поддерживал дружеские отношения «с людьми из ближайшего окружения Фиделя». Когда Франки отослали в Париж, Фидель обещал ему, что возьмет с собой Аркочу, хотя Алексеев уверял, что этот «проходимец не поедет».
Тем не менее «проходимец» не только поехал, но и был в курсе всех деталей подготовки поездки, о которых знал «непосредственно» от Селии Санчес, личного секретаря Фиделя и от него самого, встречаясь с Кастро каждый день и консультируя его, как эксперт по советским делам «Аркоча тоже пытается всячески к нам подладиться, — писал Макс, — он даже женился на русской, но мы делаем все возможное, чтобы его изничтожить». Люди, подобные Аркоче, оказывали сильное влияние на общественное мнение. «.. Если мы им протянем руку, они пойдут за нами, если же оттолкнем, то чертовски осложним себе и Фиделю положение».
«Столь же близорукой», по мнению Макса, была и «наша политика по отношению к Арту и его группе». Последний стремился всячески «выслужиться перед Фиделем» и «был бы рад-радехонек служить верой и правдой и нам». При том условии, однако, «если бы он был уверен в том, что мы ему не подложим свинью и не скрутим шею при первом же удобном случае»{65}.
Слова эти били не в бровь, а в глаз. Подобного рода опасность была вполне реальной. В этом вскоре пришлось убедиться Франки и Аркоча, опубликовавших в газете «Революсьон» статью, в которой саркастически рассказывалось о советских протокольных порядках во время визита Кастро. В Москве этот сарказм не понравился. Об этом намекнули Фиделю.