Адские чары
Шрифт:
Таким образом, Кира достигла всего, чего желала: положение в обществе, свободы и большого состояния, дававшего ей независимость. Никто и не подозревал, какими тёмными путями добилась она всего этого.
Тем не менее, первые месяцы вдовства были тяжелы для Киры, но не из-за того, что она жалела мужа, или мучилась угрызениями совести. Нет, она боялась чего-то более страшного: мести и преследования оттуда.
Ведь доставили же ей каким-то образом
Киру мучил страх: а что, если он станет мстить?
Но ничего особенного ни днём, ни ночью не происходило, всё было спокойно, не было никаких таинственных явлений, которые указывали бы на появление духа покойного мужа. Кира успокоилась и повеселела. Радовало её, что маркиз был в неё влюблён по уши и с трудом скрывал свою страсть.
В качестве ближайшего друга Басаргина Керведек часто навещал вдову и помогал ей утверждаться в правах наследства. Видеть Киру было для маркиза наслаждением.
В глубине души Кира блаженствовала, но внешне она казалась грустной и убитой горем — навещала могилу мужа и носила строгий траур, который очень шёл к её светлой и нежной красоте.
Устроив денежные дела, Кира объявила, что едет за границу и будет там жить, пока не утихнет горе и пока она не успокоится сколько-нибудь.
Накануне отъезда у Киры с маркизом произошло нечто вроде объяснения. Керведек спросил, может ли он месяцев через восемь приехать и попросить её о том, от чего зависит все его счастье.
— Приезжайте, — ответила она, краснея и не отняла руки, которую маркиз долго и страстно целовал.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Кира поселилась в Дрездене и в ожидании конца своего траура вела деятельную переписку с маркизом. Было решено тихо и скромно повенчаться в посольской церкви, а затем ехать путешествовать, куда вздумается.
Прошло полтора года после смерти Басаргина, и маркиз приехал в Дрезден. Кира не хотела ехать в Италию, и поэтому они остановили свой выбор на Тироле, решив провести там первые недели медового месяца.
После венчания, на котором присутствовали лишь шафера, новобрачные уехали, и на следующий день, часов в одиннадцать, прибыли на место.
Маркиз заказал телеграммой помещение. Первое, что бросилось Кире, когда она с мужем вошла в маленькую гостиную отведённого им помещения, был громадный букет из белых лилий и камелий, стоявшей в вазе на столе.
— Откуда эти цветы, и зачем их поставили на стол? — бледная, спросила она лакея, снимавшего с неё пальто.
— Их доставили утром с приказанием поставить в Вашу комнату, госпожа маркиза.
— Кто же принёс букет? Кто его принял? — допрашивал маркиз, видя, что жена дрожит.
Кира бессильно опустилась в кресло.
— Я сам принял букет, сударь. Как раз в это время я стоял в подъезде, ко мне подошёл очень хорошо одетый господин, передал мне цветы и дал золотой на — на чай, — ответил лакей.
— Каков он был из себя?
— Высокого роста, худощавый, с чёрной бородкой и удивительно бледным лицом. Я ещё подумал, что он, должно быть, болен.
Кира дрожала, как в лихорадке, от страха у неё зуб на зуб не попадал. Как только слуга вышел из комнаты, она бросилась на шею мужа и разрыдалась.
— Это Алексей! — пробормотала она.
— Кира дорогая! Ну, можно ли говорить и, вообще, верить в такие глупости, — полушутливо, полусерьёзно ответил маркиз. — Ясно, что какой-то нахал позволил себе эту наглую шутку.
— Но ведь нашла же я подобный букет у себя на коленях в ту минуту, когда он разбился насмерть! Ты сам говорил мне, что он держал его в руках, сидя в автомобиле, в момент катастрофы, — заметила Кира, вздрагивая.
— Знаю и согласен, что это странный факт. Но допустить, что Басаргин вышел из своей могилы в Александро-Невской лавре и приехал в Тироль к тебе с другим букетом, — это уж совсем дико.
Кира как будто успокоилась доводами мужа, пересилив себя, чтобы хотя наружно казаться равнодушной. Она понимала, что появление букета кажется мужу простой мистификацией, а сказать ему правду о дьявольских узах, соединивших её с покойным, она не могла.
Керведек приказал унести цветы. При этом они заметили, что цветы издавали зловоние.
Конец дня прошёл спокойно, и вечером Керведек велел накрыть ужин на террасе, выходившей в небольшой отдельный сад. К маркизу вернулось хорошее настроение, и он подтрунивал над Кирой. Можно ли расстраиваться и терять аппетит из-за нахальной выходки?
Он налил два бокала шампанского и, подняв свой, весело сказал:
— Ну, милая, забудь эту глупую мистификацию, и выпьем за наше счастье!
Кира улыбнулась и в ответ подняла свой бокал:
— За нашу любовь, за наше счастье!
В эту минуту из кустов в садике раздались звуки скрипки.
Умелая рука играла нежную, грустную русскую песню, любимую песню Басаргина. Песня была хорошо знакома обоим.
Стакан выпал из рук Киры и разбился, она вскочила в немом ужасе, не сводя глаз с кустов.
Маркиз тоже побледнел.
— Чёрт возьми! Это, наконец, переходит всякие границы! — крикнул он и ударил кулаком по столу. — Что это такое? Это настоящее преследование! Погоди же, каналья, ты мне заплатишь!