Адское Воинство
Шрифт:
Он не стал торопить события и вызывать Лину Вандермот в жандармерию. Решил, что лучше будет пригласить ее поужинать в «Синем кабане», под низким балочным потолком, где можно поговорить по-дружески. Ее голос по телефону звучал приветливо, в нем не чувствовалось ни страха, ни замешательства. Разглядывая коров, Адамберг старался подавить в себе желание увидеть грудь Лины, о которой с таким наивным восторгом упомянул бригадир Блерио. И заодно старался отогнать назойливую мысль о том, что если эта женщина так сексуально раскованна, значит с ней нетрудно будет переспать. Здешняя жандармерия с ее исключительно мужским контингентом наводила на него тоску. Но если он переспит с женщиной, которая возглавляет список подозреваемых, вряд ли это кому-то понравится. На его новый мобильник пришло сообщение,
Адамберг рассмотрел фото синего костюма в мелкую полоску, который был на Кристиане, и куртки яхтсмена, которая была на Кристофе. Кстати, яхта у него наверняка есть. У хищников иногда бывают яхты, где они могут отдохнуть после долгих блужданий в море, после того как сожрут парочку кальмаров. Еще были фото Кристиана в ракурсе три четверти, очень элегантный господин, почему-то на сей раз с коротко остриженными волосами, и Кристофа, непривлекательного толстяка.
Мэтр Дешан вышел из конторы раньше своей помощницы. Он внимательно огляделся перед тем, как пересечь узенькую улочку и подойти к Адамбергу. Походка у него была быстрая, вид жеманный: именно таким его и представил себе Адамберг, когда утром услышал его голос по телефону.
— Комиссар Адамберг, — сказал Дешан, пожимая ему руку, — вы приехали помочь нам. Это меня радует чрезвычайно. Я волнуюсь за Каролину чрезвычайно.
— Каролину?
— Лину, если вам так больше нравится. Но здесь, в бюро, мы называем ее Каролиной.
— А сама Лина волнуется? — спросил комиссар.
— Если и волнуется, то не подает виду. Конечно, эта история ей не в радость, но не думаю, чтобы она в полной мере осознавала, чем все это может обернуться для нее и ее семьи. Изгнание из города, месть, — одному Богу известно, что против них затевается. Это чрезвычайно тревожная ситуация. Я слышал, вчера вы совершили чудо: заставили Леону заговорить.
— Да.
— Вас не затруднит сообщить, что она вам сказала?
— Нет, не затруднит. «Хэллоу», «Лод» и «сахар».
— Это как-нибудь поможет вашему расследованию?
— Никак.
Адамбергу показалось, что коротышка-адвокат вздохнул с облегчением, возможно, потому, что Леона не назвала имя Лины.
— Как вы думаете, сможет она еще заговорить?
— Доктор сказал, она не выживет. Это Лина? — спросил он, увидев, что дверь конторы открывается изнутри.
— Да. Будьте с ней поделикатнее, прошу вас. Знаете, это ведь непросто — содержать семью из пяти человек на свои полторы ставки и жалкую мамину пенсию. Им трудно живется чрезвычайно. Простите, — спохватился он, — я сам не понимаю, зачем я вам это говорю. Не думайте, будто я на что-то намекаю, — добавил адвокат, сразу же распрощался и ушел — это было похоже на бегство.
Адамберг пожал руку Лине.
— Спасибо, что согласились встретиться, — сказал он с профессиональной любезностью.
Лину нельзя было назвать красавицей. Верхняя часть туловища слишком широкая, а ноги слишком тонкие, выпирающий живот, сутуловатая спина, слегка торчащие зубы. Но, как правильно сказал бригадир, грудь у нее была такая, что хотелось съесть, да и многое другое выглядело привлекательно: нежная кожа, округлые руки, приятное лицо с высокими, чуть
— Я не знаю такого ресторана — «Синий кабан», — сказала Лина.
— Он напротив цветочного рынка, в двух шагах отсюда. Там не очень дорого, а кормят чудесно.
— Напротив рынка? Так это «Бегущий кабан».
— Верно, «бегущий».
— А не «синий».
— Нет, не «синий».
Идя рядом с ней по узким улочкам, Адамберг понял, что съесть ее ему хочется даже сильнее, чем переспать с ней. Эта женщина вызывала у него какой-то непомерный, бешеный аппетит, она напоминала ему огромный кусок пирога, который он съел в детстве, когда был в гостях у тетушки в Эльзасе, — мягкого, теплого, истекающего медом. В ресторане он выбрал столик у окна, пытаясь представить себе, как он сможет допрашивать кусок теплого пирога с медом: именно мед напоминали цветом волосы Лины, упругими завитками падавшие на плечи. Плечи он разглядеть не мог, потому что Лина была закутана в длинную синюю шелковую шаль: странная одежда для жаркого летнего дня. Адамберг не придумал заранее, с чего начать, он хотел сперва увидеть Лину, а потом сымпровизировать что-нибудь подходящее. Но сейчас, когда Лина сидела перед ним, сияя золотистым пушком на щеках, он не мог поверить, что эта женщина общается с черными призраками Адского Воинства, что именно ей дано видеть ужас и рассказывать об увиденном. И все же это было так. Они сделали заказ и стали ждать, молча поедая хлеб, который держали кончиками пальцев. Адамберг краем глаза взглянул на нее. Ее лицо было все таким же спокойным и приветливым, но она, по-видимому, не стремилась чем-то ему помочь. Он — страж порядка, она — возмутительница спокойствия; он подозревает ее, а она знает, что ее считают сумасшедшей, — таковы исходные данные.
— Наверно, дождь будет, — сказал он наконец.
— Да, на западе собираются тучи. Скорее всего, ночью польет дождь.
— Или еще сегодня вечером. И все это из-за вас, мадемуазель Вандермот.
— Зовите меня Лина.
— И все это из-за вас, Лина. Я говорю не о дожде, а о буре, которая бушует над Ордебеком. И ведь никто не знает, когда эта буря прекратится, сколько еще жизней она унесет и не обрушится ли она в конце концов на вас.
— Нет, это не из-за меня, — возразила Лина, плотнее закутываясь в шаль. — Это из-за Свиты Эллекена. Она прошла здесь, и я ее видела. Что я, по-вашему, могла сделать? Там было четверо «схваченных», значит будет четыре смерти.
— Но ведь рассказали об этом вы.
— Кто видит Воинство, должен рассказать об этом. Должен. Вам это не понять. Откуда вы родом?
— Из Беарна.
— Тогда вам, конечно, не понять. Воинство бродит по северным равнинам. Те, кого с ним видели, могут попытаться спастись.
— Вы о «схваченных»?
— Да. Вот почему об этом надо рассказывать. Редко бывает, чтобы «схваченный» спасся, и все же такое случается. Глайе и Мортамбо не заслуживают того, чтобы остаться в живых, но у них еще есть шанс на спасение. Нельзя отнимать у них этот шанс.
— У вас есть личная причина их ненавидеть?
Лина дождалась, пока им принесут еду, прежде чем ответить. Она явно была голодна или, по крайней мере, хотела есть: Адамберг видел, как жадно она смотрела на свою тарелку. Было бы нелогично, подумал Адамберг, если бы такая аппетитная женщина оказалась равнодушной к еде.
— Личной причины нет, — сказала она и тут же принялась есть. — Но мы знаем, что оба они — убийцы. Все стараются их избегать, и я не удивилась, когда увидела их в плену у Свиты.
— Так же, как Эрбье?
— Эрбье был чудовищем. Он всегда был готов стрелять в какое-нибудь живое существо. Но он был не в своем уме. А Глайе и Мортамбо — в своем уме, они убивают ради выгоды. Наверно, они хуже, чем Эрбье.
Адамбергу пришлось есть быстрее, чем обычно, чтобы угнаться за Линой. Он не хотел сидеть перед ней, не съев и половины того, что было у него в тарелке.
— Говорят, чтобы увидеть Адское Воинство, тоже надо быть не в своем уме. Или уметь лгать.
— Думайте что хотите. Я его вижу и ничего не могу с этим поделать. Вижу, как оно едет по дороге, как сама я стою на этой дороге, хотя моя комната в трех километрах оттуда.