Адвокат, адвокат, он ворюге – друг и брат
Шрифт:
На самом деле, конечно, все было далеко не так. Переводчики ждали с замиранием сердца загранкомандировки в такие страны, в которые сегодня и по приговору суда не зашлешь – упрекнут в издевательствах над осужденными. Наши курсанты были на практике и в воюющей Эфиопии, и в истекающей кровью Анголе, и черт-те еще где. Там, где воевало наше оружие – а тогда это была половина стран третьего мира.
И еще Афганистан – тогда он только начался. И наши переводчики ездили туда в аппарат военных советников, где платили очень много чеков. И в обычную армию, где платили мало чеков. Вот только бывало, что
Но в основном их жизненным путем стала война. И с этих бесчисленных войн постоянно шли гробы. Кто-то рухнул на самолете, подстреленном ПЗРК. Кого-то настигла душманская пуля. Кто-то подхватил в Африке неизвестную болезнь и скончался в карантинной зоне эпидемиологической больницы на Соколиной Горе, где было отделение по тропическим болезням. Всякое бывало. И, несмотря на склонность «переводов» к побрякушкам и всяческим ништякам, нужно отметить, что они добросовестно тащили на себе тяжелую ношу войн на территории третьего мира между СССР и Западом.
В главном корпусе на первом этаже в туалете все стены были исписаны перепиской между «юрлой» и «переводами».
«От вашего ВИИЯ не осталось ни х…я». «Засуньте два ваших языка себе в ж…у» – на переводческих факультетах учили два языка.
Мечтой переводчиков было попасть в АСА – академию, готовившую военных дипломатов и джеймсов бондов. Кстати, шансов на это у них было не слишком много, потому что в академию охотнее брали строевых офицеров, понимавших что-то в военном деле. Но в итоге в военной разведке оказалось немало наших выпускников. Некоторые сделали карьеру. Вообще ВИИЯ был подчинен в старые времена военной разведке. И традиции остались еще с тех времен.
У нас был спецфонд, куда доставлялись иностранные журналы, военные справочники, все то, что остальным людям не то чтобы не дозволялось, но было недоступно. Были там увесистые справочники по всем мировым системам вооружения. Ходил анекдот: хочешь узнать секретные ТТХ нашего оружия, посмотри в английском справочнике. С гордостью «переводы» нам показывали журнал «Штерн», кажется, где на обложке была фотография нашего института с подписью «Осиное гнездо советской разведки».
Это приподнимало в своих глазах даже нас, юристов, которые к разведке вообще никаким боком. Но мы же тоже здесь, в гнезде – значит, причастны! А переводчики напускали на себя при этом такой задумчиво-всезнающий вид, мол, наше призвание – тайная война.
Кстати, у нас действительно было полно преподавателей оттуда, с тех самых гнезд. Немецкий преподавал легендарный человек полковник Б., всю войну пробывший нелегалом в Германии, его даже в гестапо пытали. После войны был барменом около американской военной базы и собирал военную информацию, прислушиваясь к разговорам пьяных америкосов. Потом жил на нелегальном положении в США. Рассказывал, что его приключения в гестапо фигня по сравнению с тем, как он однажды проспал остановку в нью-йоркском метро и заехал в Гарлем, вышел из вагона и на него уставилось несколько негров-людоедов, при этом как-то жадно облизываясь.
И таких монстров разведки и тайных дел всяких в числе преподавателей было много.
Правда, на разведывательную работу некоторые наши выпускники приходили с другой стороны, так сказать, с черного хода. На общем институтском собрании товарищи из органов принародно бичевали выпускника позапрошлого года, который продался ЦРУ в одной арабской стране, потеряв голову от цацек и легких денег. На его счастье, он тут же попался, не успев причинить существенный ущерб СССР. Иначе не отделался бы пятнадцатью годами. Ведь по тем временам могли запросто к «вышке» приговорить и расстрелять.
Надо сказать, «переводов» натаскивали на профессию очень хорошо – гораздо лучше, чем на гражданке. Школа ВИИЯ – она эталонная в какой-то мере. Напротив нашей казармы был лингафонный кабинет – так они часами слушали иностранную речь, перемежаемую звуками выстрелов и разрывами гранат – для натуральности. Отдельная тема – овладение военным переводом: курсант должен был знать тысячи военных терминов, при этом для начала разобраться в военной технике, тактике. Одно неправильно переведенное слово может привести к тяжелейшим последствиям и на войне, и на учениях.
Один двоечник на совместных учениях, где присутствовало командование дружественной арабской армии, так хорошо перевел арабским артиллеристам на их родной язык координаты накрытия цели, что те шарахнули снарядами прямо по штабу – хорошо, никого не убили. Так что ошибки чреваты.
Интересно, что после выпуска юристы и «переводы» время от времени натыкались друг на друга. В Баку нашелся мой товарищ со спецфака. Его, арабиста, занесла туда нелегкая после Ливии.
На Дальнем Востоке по доброте душевной наши ребята выдергивали из частей китаистов, которые одуревали в своей тайге, слушая по радио китайскую речь. Устраивали их на постоянку дознавателями в прокуратуру, и те были довольны. Многие переводчики разъезжались по разным странам, как моя сестра с мужем, почти на тридцать лет прописавшаяся в Африке.
Глава 4
Здесь вам не тут, здесь вам Военный институт
Мы закрутились в какой-то странной замкнутой колее, огороженной забором на улице Волочаевская. Не знаю, что все подразумевают под элитным вузом. Наверное, просторные солнечные аудитории, вдумчивые занятия. Я все больше помню бесконечную череду дней, наполненных учебой и нарядами. Гнобили нас достаточно жестко. Это же обычная войсковая часть получалась: то ты на кухне посуду моешь или выгружаешь отходы – это называлось «на параше». То ты в карауле. То стоишь на тумбочке дневальным и орешь диким голосом:
– Курс, подъем!
Строем, с песней на завтрак. Потом учеба. Самоподготовка. Вечерняя прогулка. Вечерняя поверка. Отбой. И снова по тому же заколдованному кругу.
Юристов, как самых многочисленных «зеленых человечков», командование воспринимало как массовую неквалифицированную рабочую силу. Самые черные наряды, самая большая часть плаца, самое маленькое количество увольнений в город – это была наша судьбинушка. Мы были как в Спарте типа илотов, а переводчики себя ощущали истинными спартанцами.