Адвокат инкогнито

Борохова Наталья Евгеньевна

– Я не хочу в следственный изолятор! – испугался Соболев.

– И я могу вас понять.

– Тогда к Кисловой должны пойти вы, – подумав секунду, сообщил Аркадий.

– Я?!

– Да, вы. Вас же не запрут в изолятор?

– Вы в своем уме, Аркадий Александрович? – всполошилась Елизавета. – Предлагаете мне пойти к потерпевшей и предложить деньги за то, чтобы она изменила свои показания?

– А разве вы не можете это сделать?

– Конечно, не могу. Я, как адвокат, по закону вправе общаться со свидетелями только с их согласия. Но все вопросы с потерпевшей мы должны решать через следователя. Ну и, конечно, уж никак не предлагая ей деньги.

– Елизавета

Германовна, но ведь закон иногда можно обойти. Мне известно, что люди так именно и решают вопросы. Вы что, не хотите мне помочь?

– Именно этим я и занимаюсь! Но я привыкла решать проблемы законно, не прибегая ко всякого рода сомнительным переговорам. Вы забываете, я тоже рискую, – горячо заметила Дубровская. – Кроме того, мне кажется, потерпевшая тоже вряд ли пойдет на такое соглашение. Кисловой ведь грозит уголовная ответственность за заведомо ложный донос, если, взяв деньги, она круто изменит показания.

– Ну, если вы так боитесь, мне ничего не остается, как идти к ней самому, – вздохнул Соболев. – Только я не ручаюсь, что, увидев эту вредную бабу вне стен прокуратуры, я не попытаюсь ее придушить. В сей раз по-настоящему.

– Не вздумайте! Просто выбросьте из головы! Совершенно дурная затея! – уговаривала его Дубровская. – Что на вас нашло? Давайте работать законно. У меня есть кое-какие мысли по вашему делу, и если вы будете благоразумны…

– Я не успокоюсь, пока не поговорю с ней. Как вы не понимаете? Сейчас я твердо уверен: это мой шанс.

– Аркадий Александрович, вы погубите себя!

– Но вы же не хотите мне помочь…

Дубровская представила, как Софья воспримет визит Соболева. Это будет катастрофа! До сих пор профессора спасало лишь то, что у следователя не имелось в руках козырных карт в виде законных оснований взять его под стражу. У Аркадия были дом и работа, любящая жена и дети. Они, как якоря, удерживали его от соблазна делать глупости. Разве найдется судья, который, не дрогнув, возьмет человека под стражу при подобных обстоятельствах? Но если Соболев вдруг кинется к потерпевшей предлагать той деньги, а получив отказ, чего доброго, оскорбит ее или ударит, пиши пропало. Его отправят в изолятор и не выпустят оттуда до приговора. А каким в таком случае будет приговор? Страшно подумать…

Дубровская вздохнула, принимая нелегкое для себя решение.

– Так и быть, Аркадий Александрович, я попробую прощупать почву. Только сделаю все деликатно и так, как посчитаю нужным. Обещайте мне, что проявите благоразумие и не станете искать встреч с Кисловой.

Соболев обрадовался ее решению и, схватив Дубровскую за руку, несколько раз тряхнул ее, выражая признательность.

– У вас получится, Елизавета Германовна. Не пройдет и недели, как все уладится в лучшем виде. Вот увидите, эта стерва ухватится за наше предложение мертвой хваткой.

Елизавета не была настроена столь оптимистично. Она считала, что разговор с Кисловой ничего не даст, но если уж ему суждено состояться, лучше именно ей провести его. Во всяком случае, она ручается за свои нервы и за то, что не вспугнет излишней прямолинейностью Кислову. Тут нужно действовать мягко, без нажима, так, как может сделать только женщина. Соболев для такой цели абсолютно не подходил…

Глава 15

Виктор позвонил Виктории ровно через неделю после их первой встречи и пригласил ее в ресторан для разговора. Соболева не представляла, о чем пойдет речь, но все равно предложение Виктора ее неприятно удивило. Неужели давний знакомый посчитал, что сейчас самое удобное время для того, чтобы за ней приударить? Что до нее, ей не нужны свидания и разговоры о прошлом. Прошлое для нее как бы не существовало теперь вообще, было только настоящее, в котором ее муж обвинялся в изнасиловании. Все остальное перед этим абсурдом теряло смысл, казалось мелким и незначительным.

Она ответила отказом.

Должно быть, Виктор уловил в ее тоне резкость.

– Ты неверно меня поняла, Виктория. У меня и в мыслях не было приглашать тебя на свидание. Встреча исключительно деловая.

Виктория почувствовала неловкость. Может, на самом деле она себе что-то нафантазировала. Виктор женат, у него семья. Чего ради он станет за ней волочиться? Ей уже не семнадцать лет, а мужчины, по ее наблюдениям, выбирают себе подруг среди молоденьких девчонок.

– Хорошо. Я согласна, – ответила Соболева, гадая, какие дела желает обсудить Виктор.

На встречу она оделась подчеркнуто по-деловому: приталенный пиджак, юбка, черные сапоги на каблуке, в тон им сумочка. На минуту задержалась перед зеркалом. Не сочтет ли ее Виктор скучной? Еще не хватало, чтобы принял ее за феминистку. В общем, после недолгих размышлений на ее шее появился шелковый шарфик. На запястья капнула немного любимых духов. Последний взгляд в зеркало убедил ее в том, что выглядит она неплохо.

Виктория попыталась улыбнуться. Но вместо прежней задорной улыбки, так идущей ей и делающей ее на несколько лет моложе, вышла болезненная гримаса. «Ну и пусть!» – решила Соболева с раздражением. Улыбаться ей вряд ли придется. Ведь она занятая женщина, приглашенная на деловую встречу таким же занятым и, кроме того, женатым человеком…

Виктор ждал ее в небольшом уютном ресторанчике в центре города. Было около четырех часов дня, замечательное время для того, чтобы встретиться по делу, самый затишек между обедом и тем временем, когда в ресторан начнут съезжаться парочки с намерением весело провести вечер.

Должно быть, Виктор тоже не захотел придавать встрече личный характер, а скорее всего, заглянул сюда сразу из редакции, потому что одет был так же, как и тогда на работе, в классический костюм. Правда, на сей раз он забыл о галстуке, а верхнюю пуговку сорочки небрежно расстегнул. Виктория снова отметила про себя, что он изменился, но только в лучшую сторону. Даже профессор Андриевская, самый суровый критик, вряд ли бы нашла, к чему придраться. От Виктора веяло уверенностью и даже респектабельностью – совершенно неожиданные качества для парня с рабочей окраины, каким он был шестнадцать лет назад (потому и показался тогда взыскательным родителям Виктории слишком грубым и простоватым, совсем не таким, каким, по их представлению, должен быть спутник жизни их дочери).

– Ты замечательно выглядишь, Виктория, – сказал он, улыбнувшись. – Но я здесь не для того, чтобы тебе говорить комплименты.

Соболева почувствовала угрызения совести.

– Прости. Я, наверное, была несколько резка сегодня утром. Ты не представляешь, сколько всего на меня свалилось за последнее время.

– Ты не должна передо мной оправдываться, – остановил ее Виктор.

– Да, но мне иногда так хочется с кем-нибудь переговорить. Ужасная необходимость скрывать от всех правду сводит меня с ума. Представляешь, что будет, когда обо всем узнают родители, знакомые? А дети? Как объяснить Маше и Пете то, что случилось с их отцом?