Адвокат по сердечным делам
Шрифт:
– Да, – нехотя признался он. – Она – главный редактор журнала «София».
– Она очень умная и сильная женщина.
– Да, – сдержанно ответил Александр, удивляясь, куда девалась хваленая сила Евгении, когда ей довелось столкнуться на дороге с этой маленькой беззащитной девчонкой. Даже сейчас разговор о ней вызывал в нем глухое раздражение, и Мария по его тону почувствовала, что это не самая лучшая тема для разговора.
– У вас чудесные дети, – продолжила она. – Дочка – сама прелесть, и сын – совсем уже взрослый и самостоятельный мужчина.
– Да, – ответил
– Тогда у вас нет повода для печали, – заключила она, а он покачал головой, как бы показывая, что все не так просто. – Нет-нет, не отрицайте. Чудесные дети – раз! – Она начала загибать пальцы. – Отличная работа – два! Уютный дом – три! И…
– И что же еще? – спросил он крайне заинтригованный.
– И вы сам, – продолжила она.
– Что же такого примечательного во мне?
– Вы очень привлекательны, – сказала она без тени смущения.
– Ох, Маша, Маша! – нарочито покачал головой он, хотя она не могла не заметить, что комплимент явно пришелся ему по вкусу. – Вам никто не говорил, что это мужчины должны говорить женщинам такие вещи, а не наоборот?
Машенька повела плечом.
– Но мне трудно требовать от вас этого, – сказала она и рассмеялась. Ее смех сразу понравился Александру. Он был непринужденный, чувственный, как она сама. Эта девушка была естественна, как сама природа. Швец сам не ожидал, что начнет смеяться вместе с ней.
Их милая болтовня на кухне явно приобретала личный характер, но Александру это даже понравилось.
– Я не настолько толстокож, Машенька, и не настолько слеп, чтобы не видеть ваших неоспоримых достоинств, – сказал он. – Вы – само очарование, и вам не нужно требовать от мужчин комплиментов. Они должны говорить их вам сами.
Он вдруг подумал, что у такой девушки обязательно должен быть мужчина. Конечно, она была еще слишком молода для того, чтобы иметь мужа и детей, но любящий ее человек должен был где-то быть определенно. Неизвестно почему, но это его сильно взволновало.
– Наверняка у вас есть кто-то, кто говорит вам эти приятные вещи постоянно, – сказал он, чувствуя неловкость оттого, что плохо замаскировал свое любопытство.
Но Машенька только покачала головой:
– Представьте себе, что такого человека нет.
– Ни за что не поверю!
– Увы, но это так! Я не буду жаловаться на отсутствие внимания со стороны мужчин, но их намерения для меня всегда очевидны. Они не желают видеть во мне живого человека, их влекут – как вы там говорили? – мои внешние достоинства. Мне предлагают содержание, но не любовь. Ведь у меня нет богатых родителей. Впрочем, вы наверняка знаете мою историю…
Александр смутно помнил, что жена рассказывала ему какую-то печальную мелодраму из жизни потерпевшей. Тогда он слушал ее вполуха, не особо вдаваясь в подробности жизни неизвестной ему «дворняжки». Там еще фигурировал какой-то папа Жора или дядя Степа, скрытый педофил, покупающий детскую любовь за конфеты. На тот момент весь этот романтический бред его не заинтересовал абсолютно, особенно если учесть, что по телевизору тогда
Но теперь он жалел, что отнесся так легкомысленно к рассказу жены о Маше.
– Конечно, я помню, – соврал он. – Такая печальная история… Она тронула меня до глубины души… Но неужели вы сами не испытывали к кому-нибудь романтических чувств?
Она посмотрела на него и улыбнулась, широко, открыто:
– Может быть. Но я даже сейчас не могу сказать определенно, что это было: любовь или юношеская блажь? Ведь мне только двадцать два года.
Александр, посмотрев на нее, вдруг тоже захотел стать моложе. Ах, если бы ему было сейчас двадцать пять, ну, или хотя бы тридцать… Боже мой! О чем он думает? Ведь у него есть жена и дети.
Машенька заметила, что лицо мужчины на миг озарилось улыбкой, стало моложе и привлекательнее, но потом улыбка погасла, словно кто-то внезапно отключил живительную энергию. Ей было несложно догадаться, что с ним происходит.
– А вы влюблены в свою жену? – спросила она. – Евгения – красивая женщина.
Да, Евгения Швец была очень привлекательна. Но, что ни говори, ей все-таки уже сравнялось сорок, и по сравнению с юной Машенькой (теперь он видел это со всей очевидностью) она явно проигрывала. Причем дело было не столько во внешности, сколько в ее внутреннем настрое. Женя была полна комплексов и предрассудков, как какая-нибудь воспитанная при социализме пожилая тетка. А их гостья была внутренне свободна и совершенно раскованна и тем самым чертовски притягательна для него.
– Конечно, я люблю свою жену, – сказал он твердо. – Мы прожили вместе уже девятнадцать лет, и это не шутка. У нас двое детей, которых мы любим.
– Да, но я спросила о другом. Вы влюблены в свою жену? – настойчиво переспросила Машенька. – Неужели за эти девятнадцать лет вы никогда не изменяли ей? Неужели вы никогда не сомневались в своих чувствах?
Это уже больше походило на допрос, и если бы на месте Машеньки оказался не в меру любопытный психолог или бестактный друг, Александр непременно взорвался бы, посоветовав ему не совать нос не в свое дело. Но девушка была так несносна и так сексуальна одновременно, что он был не в состоянии противостоять ей. Она спрашивала о личных сторонах его жизни, ничуть не смущаясь откровенностью своих вопросов, и Швец вдруг почувствовал желание быть таким же свободным, как она, и не иметь запретных тем для разговора.
– Семейная жизнь, даже самая благополучная, иногда кажется довольно пресной, – заявил он, игнорируя ее пристальный взгляд. – Я уверен, что сомнения иногда посещают даже самого благоразумного мужчину.
– А вы считаете себя благоразумным? – спросила она.
– Не всегда, – отозвался он, мучительно соображая, как продолжить тему, поскольку Машенька отчасти его шокировала, заставила волноваться. Он осознавал, что легкость общения, в отсутствии способности к которой он упрекал свою жену, не так легко дается ему самому. Неужели он тоже зашоренный старый пень, не способный поддержать разговор с молоденькой девчонкой?