Афганский «черный тюльпан»
Шрифт:
Кривошеина и Потураева посадили во главе стола. Разлили в стаканы водки. Командир дивизиона майор Дикан-ский взял слово: «Товарищи офицеры! Сейчас мы провожаем наших однополчан… Заходите! Не стойте в дверях», — прервал свою речь Диканский, увидев вошедших: капитана Троянова, капитана Царегородцева и лейтенанта Ласкина. Все подвинулись и им тоже налили водки. «Сейчас мы провожаем своих однополчан Кривошеина, Потураева, Царегородцева, Троянова и Ласкина. Им выпала честь представлять нашу часть в боевой обстановке в Афганистане. Хотя сведения оттуда поступают миролюбивые, пресса и телевидение показывает
«Товарищи офицеры! Уезжает из нашей батареи один из лучших офицеров. Полтора года мы вместе создавали ее по крупинке, не считаясь ни со временем, ни с личной жизнью. В том, что сейчас личный состав обучен и готов выполнить любую боевую задачу, есть немалая доля старшего лейтенанта Потураева. Грамотный артиллерист, он обучал солдат и сержантов всем секретам работы у орудий. Спасибо, Женя! За тебя! За всех уезжающих! Чтобы живыми вернулись к нам!»
Застучали стаканы. Потураев и второй раз едва пригубил немного водки. За столом оживленно заговорили, нет-нет, поднимая стаканы, глазами обращаясь к нему и другим виновникам застолья. Они тоже мало выпивали, так как знали, что сегодняшний вечер — последний в кругу своих семей.
Отъезжающих дружно проводили до КПП и Потураев пошел домой знакомой дорогой. Наташа и Анечка ждали его. Весь последний вечер они все втроем были рядом. Евгений не выпускал Анечку с рук. И за столом держал ее на коленях, и после ужина постоянно прижимал дочку к себе, целуя то в ушко, то в щечку. Наташе спокойствие давалось нелегко, но уже без слез она еще раз перебирала уложенные в чемодан вещи. Не забыла ли что-нибудь положить? Наташа напекла его любимых пирожков и вместе с железной и плоской банкой селедки «Иваси» приткнула пакет между зимней шапкой и тельняшками Евгения.
Уложив Анечку спать, Наташа и Женя долго обсуждали их дальнейшую жизнь.
— Как договорились, Наталя, я завтра утром уеду во Львов, а вы с Анечкой, взяв с собой самое необходимое, уезжайте в Коммунарск. Как только будет первая возможность — я вам напишу и сообщу свой адрес. Ну, не плачь, не плачь, Наталя! Все хорошо будет! Не надо!
Наташа опять плакала у него на плече. «Уже ничего не изменишь, от нас ничего не зависит», — думала она. И от сознания такой беспомощности еще жалобнее подвывала в его плечо.
Утром вся небольшая семья Потураевых была на железнодорожном вокзале. До отхода электрички оставалось десять минут. Здесь же находились и другие уезжающие офицеры с семьями. Только лейтенант Ласкин с небольшим чемоданчиком был в одиночестве.
Евгений держал Анечку на руках, а Наташа с припухшим от слез
— Женя! Мы тебя любим и будем ждать всегда, всегда! Ты только нам быстрее напиши, а уж мы с Анечкой часто тебе писать будем. Анечка, поцелуй папу!
Аня, не совсем понимая слез мамы, обняла Потураева своими пухленькими ручонками. Евгений поцеловал ее в носик и передал дочку Наташе и взял чемодан в руку.
— Ну, все, родные, долгие проводы, лишние слезы. До свидания, любимые. Я вернусь! — он свободной рукой приобнял Наташу, державшую Анечку, и поцеловал ее.
Из окна вагона Потураев видел их, стоящих среди других провожающих, таких близких и уже таких далеких ему людей.
Львов встретил пятерых офицеров звоном трамваем и ухоженными узкими улицами. На проходной Управления кадров дежурный прапорщик, проверив их предписания, указал офицерам подъезд, сообщил номер комнаты, в которой их ждали. В просторной комнате за столами, как в школьном классе, уже сидело человек пятнадцать офицеров различных родов войск: мотострелки, танкисты, автомобилисты, артиллеристы. Работник Управления, незнакомый пожилой подполковник, отметил в своем списке прибывающих и предложил занять свободные места. В течение десяти минут подошло еще несколько офицеров. Подполковник, сверив количество офицеров со своим списком, обратился к ним:
— Товарищи офицеры! Вы все из разных воинских частей нашего Прикарпатского округа. Но с этого момента вы являетесь одной группой, убывающей для прохождения службы в Афганистане, и должны держаться вместе. Порядок нашей работы следующий, — он посмотрел на часы, — через двадцать минут мы должны быть в комнате у начальника Управления кадров округа генерал-майора Стогова. После беседы с ним на нашем автобусе едем в аэропорт. Билеты на самолет до Ташкента у меня. Прошу никуда не отлучаться, все вопросы решать со мной.
Кабинет генерала вместил всех двадцать пять уезжающих офицеров. Они расселись на стулья, стоящие по периметру кабинета у стен. Подполковник остался стоять слева от стола генерала, доложив о готовности группы к отправке и держа в руках папку каких-то документов. Генерал-майор Стогов, высокий и седой, встал из-за стола:
— Товарищи офицеры! Ваша группа представляет лучшую часть нашего округа. Помните об этом и достойно исполняйте свои обязанности на земле Афганистана. У меня к вам один вопрос: есть ли среди вас, кто не хочет, не может или боится уезжать в Афганистан?
В кабинете наступила тишина. Вдруг поднимается лейтенант в красной фуражке мотострелка и запинаясь, но смело, начал доказывать о невозможности своего отъезда, только что женился, вся родня боится за него и все такое. Со стороны было явно видно, что он и сам боится. Лейтенант замолчал и остался стоять. Генерал, повернувшись к подполковнику, сказал:
— Товарищ Виноградов! Мы должны идти навстречу пожеланиям офицеров и их родственников. Подыщите лейтенанту место службы на Крайнем Севере, отправьте его туда и доложите мне. Товарищ лейтенант! Выйдите и подождите подполковника в коридоре!