Афон и его святыни

Маркова Анна А.

там, по желанию твоему, принять благодать Святого Духа». Это видение повторялось два или три раза, после чего преподобный принимает решение оставить Великую Лавру. В субботу Пятидесятницы он вместе с прочей братией взошел на вершину Афона. Братия, по совершении там Божественной литургии, спустилась с горы, а преподобный Максим, оставшись на вершине, провел там в молитвенном подвиге трое суток.

Только Бог ведает, что вынес он в течение этого времени от искушений сатаны и его полчищ, силившихся прогнать оттуда святого. Чтобы устрашить преподобного, сатана производил во время ночи громы и молнии, так что казалось, вся Гора Афон приходила в сотрясение: скалы трещали и распадались на части, а днем слышались дикие голоса, как будто от множества вооруженных

людей, которые, производя возмущение, устремлялись со всех сторон на вершину горы, чтоб низринуть оттуда преподобного. Но так как все это было лишь мечтательным явлением демонских козней, то святой Максим не обращал на то внимания, а только непрестанно молился Богу и Пречистой Его Матери и просил Их защиты и помощи. Молитвы преподобного Максима были услышаны – ему явилась Сама Пречистая Богородица, держащая на руках Младенца Христа. Пораженный видением Божественного света и явлением, святой Максим, однако, не сразу уверился в истинности своего видения. Прежде он обратился к молитве и лишь потом, уверившись, что то не был демонский обман, а истинное явление Богоматери, в неизреченной радости поклонился Ей и Господу и воскликнул:

– Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою! – и прочее тому подобное [1, с. 30].

После этих слов Господь благословил подвижника, а Всесвятая Богородица сказала:

– Прими, избранник Мой, власть на демонов и поселись в подгории, ибо на это есть воля Сына Моего, чтобы ты, возвысившись в подвигах, и для других был путеводителем на пути спасения их [1, с. 30].

После этого, для подкрепления ослабевших сил, святому был дан Хлеб Небесный. Как только он принял чудесным образом данную ему пищу, послышалось ангельское пение, святого Максима окружил Божественный свет, и Богоматерь, на его глазах, вознеслась на небеса. Это видение Божественного света и благоухание, разлившееся над вершиной горы, привели преподобного в духовный восторг. Еще трое суток он оставался на том месте в молитвенном подвиге и славословии Бога. Затем он спустился с вершины и, согласно воле Пресвятой Богородицы, пришел в посвященный Ей храм, где пробыл несколько дней в бдении и молитве. И опять он поднялся на вершину горы и поклонялся тому месту, на котором в неизреченной славе явилась ему Богоматерь. Впоследствии, при воспоминании этого видения, преподобный Максим исполнялся чувством невыразимой радости и веселья, и каждый раз разливалось вокруг него райское благоухание и Божественный свет.

Утешенный дивным видением Богоматери, преподобный Максим, спустившись с горы, удалился на Кармил – так называется место, где при церкви святого пророка Илии уединенно подвизался некий старец – и поведал ему о своих видениях. Старец, строгий в подвижничестве и недоверчивый к опытам проявления мира духовного, выслушав исповедь его, твердо сказал самому преподобному и передавал впоследствии другим, что Максим обманут мечтами демонскими. Из-за таких слухов с того времени многие называли святого

Максима прельщенным, боясь всякого с ним общения касательно иноческой жизни.

Сам преподобный Максим, вместо того чтобы огорчаться пренебрежением и недоверчивостью к его духовному опыту, радовался. Приписываемую ему прелесть преподобный обратил к собственной пользе, скрывая под видом прелести и гордости свои подвиги, всеобщим презрением подавляя в себе самомнение. Таким образом, он укоренялся в смиренномудрии.

Желая прослыть юродивым, преподобный Максим избрал себе странный род жизни: он не обитал на одном месте, но, как помешанный, переходил с места на место. Останавливаясь в каком-либо месте на некоторое время, он делал из травы малую каливу, потом, спустя немного, сжигал ее и, уходя на иное место, делал новую каливу. От этого и назвали его Кавсокаливитом, то есть сжигателем калив.

Он жил подобно бесплотным ангелам, проводя свою жизнь в местах пустынных и неприступных. О подвигах преподобного и о дарах Божественной благодати никто не ведал и не знал. Редко удовлетворяя требованиям природы, приходил он к кому-либо из братьев, вкушал предлагаемый ему хлеб

и небольшую часть вина, как чашу любви и странноприимства.

И при своем ангельском образе жизни, при таких духовных подвигах и трудах святой Максим долго оставался у всех в пренебрежении, так что даже те, кто знал чрезвычайные его лишения и скорби, смотрели на него с предубеждением, тогда как он достиг уже высоты и совершенства созерцательной жизни.

Однако со временем афонские подвижники, беседуя и общаясь с преподобным Максимом, убедились в истинности его подвижничества и духовного опыта. Так что вместо прежнего предубеждения они стали смотреть на него с благоговением и удивлялись благодати Божией, действовавшей в нем.

В то время прибыл на Святую Гору преподобный Григорий Синаит и поселился в ските Магуле. Общения с ним желали все отцы Святой Горы, особенно же те, которые жили в безмолвии, потому что, проведя всю жизнь в безмолвии и постоянно занимаясь умной молитвою, он знал очень хорошо сети и тайные козни демонов, что составляет особенное достоинство и бесценный дар истинно подвижнической жизни.

Некоторые из них известили его о преподобном Максиме, рассказывая о чрезвычайных его подвигах и юродстве, а также и о признаках явного заблуждения. Все, что услышал преподобный Григорий о святом Максиме, удивляло его: он непременно желал видеть этого подвижника и беседовать с ним, почему и послал некоторых из учеников своих пригласить святого Максима к нему для свидания и беседы. Они долго не могли найти преподобного Максима, поскольку в то время была зима, и преподобный то скрывался в пещерах, то проводил дни и ночи среди пустынных лесов. Наконец, через несколько дней, утомленные трудными путями и зимними непогодами, пришли они в келью святого Маманта, чтобы там отдохнуть – и вот туда же пришел и преподобный Максим. Он приветствовал каждого порознь и, между прочим, объяснил ученикам преподобного Григория, куда он хочет идти со Святой Горы, с определенным намерением и целью. Но когда они сказали, что старец их, Григорий, приглашает его к себе для свидания, он встал и пошел с ними.

– Послушайте, братия, – сказал преподобный Максим своим спутникам, когда приблизились они к келье Григория, – старец теперь, после молитвенного подвига и трудов покоится – успокоимся и мы [1, с. 33].

Когда же преподобный Григорий и преподобный Максим встретились, Григорий приказал удалиться всем и остался только с преподобным Максимом, чтобы присутствие других не могло нарушить их покоя и искренности. В беседе с глазу на глаз преподобный Григорий спросил святого Максима, занимается ли он умной молитвой.

– Прости меня, – отвечал с улыбкой тот, – я человек прельщенный.

– Оставь теперь это, – возразил Григорий, – и ради Господа, ради моей собственной пользы, скажи мне о делах твоих: я ищу не празднословия, а славы Божией [1, с. 33–34].

Лишь убежденный именем Божиим, преподобный Максим начал рассказывать ему о своей жизни, о Божественных видениях и с тем вместе – о демонских искушениях.

– Я, – говорил он, – имел великую веру к Госпоже моей Богоматери, плакал пред Нею в моих молитвах, испрашивая благодать умной молитвы, и раз, вошедши по обыкновению в храм Ее, со слезами просил Ее об этом. Приступив для сего к Божественному лику, чтоб облобызать его, я вдруг ощутил теплоту, которая, согревая сердце, приводила в движение все чувства и волновала их сладостным умилением. С тех пор ум и сердце мое постоянно заняты сладкой памятью моего Иисуса и Богоматери, и молитва сердечная остается постоянным моим занятием. Но прости меня.

– Скажи мне, – продолжал преподобный Григорий, – при постоянном действии молитвы Иисусовой в сердце твоем, замечал ли ты в себе какое-нибудь Божественное изменение, или восторг, или какой-нибудь другой плод молитвы и благодати Святого Духа?

– Чтобы дух молитвы чувственнее и обильнее проявлялся во мне, – отвечал преподобный Максим, – я погрузился в пустыню и постоянно искал безмолвия: тогда этот плод молитвы я действительно замечал в Божественном желании и восхищении ума ко Господу.