Африка — земля парадоксов
Шрифт:
Он верит Фату беспредельно. Временами она выезжает за две-три сотни километров по Нигеру, продает сплетенные ею из прутьев и соломы корзины и абажуры, а также перец, имбирь, апельсины. Обратно привозит сушеную рыбу, кур, яйца. И деньги.
— Она никогда не признается в том, сколько зарабатывает, — рассказывает Бирама. — Особенно мне, своему мужу. Никогда не выложит правду. Если только где-нибудь ошибется, не получит прибыли или если бизнес окажется плохим. Тогда проронит: «Муж мой, я потеряла столько-то франков!» Но я на нее не обижаюсь. Она всегда подкинет мне сотню-другую франков, если я попрошу. И я о ней помню. Разве обезьяна забывает о своем хвосте?
У женщины в Африке всегда есть личное имущество, на которое муж не зарится, даже если начальный капитал ссудил он сам. В случае многоженства
Однако несколько дней спустя он прилетел словно на крыльях, торжествующий.
— Наконец-то. Правы предки: все ямы наполняются землей; день не хвалят, пока не стемнело; если с утра кому-то не повезло, то это не значит, что вечером он будет плакать. На свете есть справедливость! Они женили даму, о которой я рассказывал тебе. На одном парне из нашей семьи. Он — на седьмом небе, вдова — тоже, и я спокоен. Все-таки у вас, европейцев, порядки разумнее.
Все в жизни образуется к хорошему или плохому. Одни африканцы утверждают: священник тоже может вырастить вора, другие: филином родишься — в соловья не превратишься, третьи: сколько родник ни мути, он все равно очистится. Сказка с хорошим концом? Но вдруг еще у одного из родственников, не дай бог, жена останется вдовой? Тогда что будет с нашим однолюбом?
ЛЮБОВЬ И БРАК ПО-АФРИКАНСКИ
На церковной паперти в центре Ломе фотографируются счастливые новобрачные и их родственники. Все разодеты. Некоторые дамы щеголяют в новейших европейских платьях, возможно, из самого Парижа. Другие — в традиционных церемониальных нарядах: повязав вокруг бедер широкую длинную, до пят, юбку немыслимо ярких цветов, накинув на плечи кусок красочной ткани с прошитыми широкими рукавами, накрутив на голову высокий, в виде башни тюрбан. Всматриваюсь в расфранченную группу. Где же молодожены? Вот появился кюре. Да вот они, новобрачные! В белоснежной фате старая, внушительной полноты «мамми». Ей не менее шестидесяти пяти. Жених в смокинге, но в таком же зрелом возрасте и даже без зубов. Вокруг — явно их дети, внуки и правнуки.
— Эти старики — жених и невеста? — недоверчиво и с некоторым разочарованием выдавил я и спрятал приготовленную фотокамеру.
— Да, у нас частенько справляют свадьбу в старости. Так тут привыкли, — говорит мне Коффи, коллега, комментатор Тоголезского агентства печати. Юридическое оформление брака в 65–70 лет — нередкое явление на западе Африки.
— Коффи, а ты тоже женишься в старости? — интересуюсь.
— Наверное, — кивает он. — Чем я хуже других? Я же католик. Ты спросишь, почему я не тороплюсь со свадьбой в католической церкви? Да просто потому, что не хочу иметь потом, по прошествии времени, двух или трех жен, не хочу два или три раза разводиться. Это нехорошо. Я поступлю, видимо, как все: сначала женюсь по обычаю, без оформления брака в церкви или в муниципалитете. Внесу родителям невесты выкуп. И потом, в старости, когда у нас будет много детей, когда мы с женой бесповоротно убедимся, что любим друг друга, то повенчаемся в храме, как эта уважаемая пара. Представь себе, если бы я женился сейчас. Священник сказал бы мне во время бракосочетания: «Ты должен иметь одну жену». Я без всякой уверенности ответил бы: «Да, отец мой», то есть обманул бы самого Бога. И вообрази себе, что через шесть месяцев или через год после такой клятвы я примусь искать другую жену. Женившись молодым в церкви, я попаду в ловушку, не смогу при надобности сменить жену. А так я отправлю ее к родителям и подыщу себе другую подругу жизни. Нет, церковный брак — после. Сначала надо поближе узнать друг друга, а потом уже давать клятву в церкви.
Многие мои африканские знакомые думают так же, как Коффи.
— Нет, ни в коем случае нельзя ввязываться в брак, который скует тебя по рукам и ногам до самой смерти. Тем более что тогда ты не сможешь иметь детей с другой женщиной, в другом месте, — услышал я от камерунского журналиста Даниэля Призо.
— Но если женщина родит тебе ребенка, ты же должен жениться на ней? — я пошел напролом, отталкиваясь от бытующей у нас морали.
— Одна женщина… — он немного размышляет. — Это очень трудно здесь. Никто не поймет тебя, особенно если ты из знатного рода. Когда у тебя одна жена, родня говорит: «Э, нет. Надо, чтобы семья была многочисленной, нужны еще дети, много детей. Чем больше, тем лучше. Надо взять вторую жену». И не оставят тебя в покое, пока не добьются своего. В Африке — свои понятия и мораль.
Примерно таково же мнение преподавателя лицея в Яунде Франсуа Мвенга:
— Мой отец тоже не хочет, чтобы я женился в церкви, и усердно старается убедить меня в пользе полигамии. В принципе я делаю то, что он велит, а в перспективе вижу одну послушную и серьезную супругу. Ее я сохраню на всю жизнь, женюсь на ней в церкви, а с остальными расстанусь по-хорошему, как это бывает между культурными людьми.
— Слушая тебя, напрашивается один вывод: чтобы жить по канонам католицизма, сначала надо обойти их? — замечаю я.
— Да, но только временно. Здесь женятся ради продолжения рода. Африканцы — ты должен осознать это — хотят иметь много детей. Таков обычай. Это важнее всего. Не думаю, что у вас лучший порядок. Признайся: европеец, который расписывается с девушкой в восемнадцать лет, действует наобум. Африканец же делает это раз в жизни и наверняка, когда ему уже ничего не страшно. Тогда можно жениться в церкви.
Думаю, что и с остальными женами он не расстанется, ибо прелаты простят ему полигамию, а он не простит себе, если оставит свое потомство на произвол судьбы. Малийский писатель, офицер Йоро Диаките однажды сделал любопытное замечание: «Конечно, наши интеллектуалы на словах клеймят многоженство, но понаблюдай — сколь часто они, кроме жены, имеют любовницу, да не одну». Можно произносить сотни гневных филиппик против многоженства, оставаясь полигамом в душе. Многие африканцы и не подозревают даже о церковных запретах. Отец восемнадцатилетней ученицы католической школы в Уагадугу (Буркина-Фасо) Селин, ревностный, как и она, католик. У него пять жен и двадцать два ребенка. Когда я сказал ей, что церковь такого не одобряет, Селин удивилась:
— Если ты католик, ты обязан иметь одну жену? Неужели?! — воскликнула она. — Смотрите, а я и не знала.
Католическая церковь на практике закрывает глаза на многоженство, мирится со многими обычаями и обрядами местных традиционных верований и культов.
В каждом чернокожем, какой бы европеизированный вид он ни имел, живет африканец, сын тропиков.
…Матье — служащий и сын чиновника, горожанин в двух поколениях. Он свободно говорит на французском, английском и эвондо, мыслит и рассуждает почти по-европейски. Такое мнение складывается, если, конечно, иметь с ним только шапочное знакомство. Но и он — часть своей среды. Ее своеобычие проглядывает в образе мыслей и действий Матье по мере того, как узнаешь этого камерунца поближе.
С Маталиной он познакомился, когда семнадцатилетняя девушка торговала кукурузной кашей перед зданием его министерства в Яунде.
— Каждое утро я бросал ей на бегу: «Мадемуазель, две тарелки каши с арахисом, пожалуйста».
Она щедро, с верхом, накладывала ему завтрак, и они судачили о том о сем, пока он расплачивался сотней-другой франков. В первый раз он рассыпался перед ней в изысканных комплиментах, будто какой-то граф де Шампань или маркиз де Помпадур.
— Я говорил ей: «Мадемуазель, старушка, — боже мой! — какая у тебя полненькая, налитая, аппетитная фигурка! Как я полюбил твою кашу!» Сравнивал ее с сочным манго. И еще что-то молол вроде этого, — с чувством вспоминает он.
Девушка хихикала, в смущении прикрывая рот ладонью.
В свободную минуту он выглядывал на улицу из окна своего кабинета на втором этаже, делал ей знаки рукой. Завидев его, Маталина начинала смеяться, а покупатели, стоявшие рядом с ней, удивлялись:
— Что там веселого наверху, Маталина? Всякий раз, когда ты поднимаешь глаза, тебе словно смешинка в рот попадает.
Она, прыская, отнекивалась: мол, ничего и никого там нет. Вскоре, однако, его неопределенные ухаживания стали раздражать Маталину. Африканские девушки не любят, когда ухаживания затягиваются. От кавалеров они требуют ясности, хотя период между знакомством, сговором и свадьбой бывает растянутым. И это практически повсюду на континенте.