Африка. История и историки

Коллектив авторов

Негативное отношение эфиопского общества ко всему новому особенно заметно на отношении к тем немногим, как правило, молодым людям, которым тем или иным способом удалось побывать в Европе. Их знания вызывали у населения как минимум насмешку, а сами эти люди ощущали себя чужими среди своих соотечественников. В качестве примера можно привести отрывок из книги первого эфиопского литератора Афэуорка Гэбрэ Ийисуса, получившего образование в Италии. Видное место в его книге «Путеводитель по Абиссинии», написанной в форме диалога европейского путешественника и образованного эфиопа, занимает проблема восприятия европейских идей и знаний населением страны. «Вы, так много понимающий во всем, что касается Европы, видимо, пользуетесь большим авторитетом среди земляков», – заявляет европеец. «Напротив, – отвечает ему эфиопский собеседник, – в моей стране я считаюсь самым невежественным человеком, особенно когда я говорю о кажущихся всем невозможных вещах, о которых я узнал от европейцев… Помню, как однажды я сказал, что Земля вертится, а Солнце стоит на месте. Слушавшие меня ответили, что вертится не Земля, а моя голова… Соболезнующим тоном они говорили друг другу, что пребывание в Европе повредило

мой ум, вместо того, чтобы развить его» [599] . Более подробные сведения на эту тему содержатся в работе Гэбрэ Хыйуот Байкеданя, другого представителя нарождавшейся эфиопской интеллигенции, одно время учившегося в Германии. «Давно ли был случай, – пишет он, – когда один абиссинец со светлой головой был схвачен в Харэре и приведен на суд за то, что учил, что Земля вертится? Сейчас, через 1900 лет после рождения Христова, когда мы вступили в XX в., разве не побили камнями на аддис-абебском базаре человека, который плохо говорил о монофизитстве? И разве не видим мы до сих пор, как голодают и тощают наши братья, объявляемые протестантами, католиками, еретиками или шпионами других государств, – люди, которые хотят быть полезными своей стране, обучившись немного наукам в далеком изгнании или от иностранцев, приезжающих в нашу Абиссинию? Бесчисленны имена этих горемык…» [600]

599

Цит. по: Pankhurst R. Economic History of Ethiopia 1800–1935. Addis Ababa, 1968. P. 675.

600

Цит. по пер.: Пономаренко А. А., Чернецов С. Б. Памфлет «Государь Менелик и Эфиопия» нэгадраса Гебре Хыйуота Байкеданя – одного из первых эфиопских просветителей // Африканский этнографический сборник. Л., 1982. Т. 13. С. 133.

Как правило, молодые эфиопы, побывавшие за границей, прежде всего в Европе, придерживались радикальных взглядов относительно переустройства своей страны. Слишком глубокой была пропасть в социально-экономическом и политическом отношениях между Эфиопией и европейским миром. Так, один из английских дипломатов, описывая беседу с одним из молодых эфиопов, характеризует его как «беспокойного человека, который много путешествовал в Европе и привез с собой самые разные идеи… например, он считает нужным создание в стране парламента» [601] .

601

Цит. по: Pankhurst R. Economic History… P. 674.

Трудно представить, что духовная атмосфера, царившая в феодальной Эфиопии, благоприятствовала развитию каких либо наук, кроме, естественно, богословия.

В то же время в стране издавна существовала традиция фиксации исторических событий. Благодаря собственной письменности первые произведения агиографического и исторического жанров – соответственно жития святых и хроники царей – появились в XIII–XIV вв. Оценивая значимость царских хроник, Гэбрэ Хыйуот Байкедань писал: «Известно, что писатели нашей истории бывали двумя категориями людей. Первая категория – это те, кого можно назвать придворными учеными, люди, которые в поисках пропитания приходили ко двору и по велению царя писали сочинения, восхвалявшие его. Эти цареугодники называли свои писания историей и оставляли их потомкам. Другая категория историков – монахи. В их писаниях много пристрастия, потому что они совершенно не думали о пользе народной, а пеклись только о своей выгоде» [602] .

602

Цит. по: Цыпкин Г. В. Историческая наука в Эфиопии // Историческая наука в странах Африки / под ред. А. Б. Давидсона. М., 1979. С. 210.

Круг событий, описываемых в царских хрониках, обширен, хотя так или иначе они связаны с личностью одного человека, императора. Это его детство и обучение, подготовка к будущей деятельности в качестве верховного правителя, женитьба и коронация, войны и военные экспедиции, назначения и смещения губернаторов и других чиновников, издание указов и законов, основание городов и строительство новых церквей, иными словами – картина тогдашней Эфиопии, увиденная сквозь призму личности императора. Чаще всего написанные по заказу, они в значительной степени являют собой апологию того или иного правителя.

Насколько же ценны царские хроники в качестве источника для последующих поколений исследователей? В свое время, оценивая средневековые эфиопские хроники, академик Б. А. Тураев писал: «Историк в этих хрониках увидит, конечно, не историю, а только собрание материала, обыкновенно очень важного, так как в большинстве случаев он исходит от современника описываемых событий» [603] . Примерно такую же оценку эфиопским хроникам дает автор многочисленных работ по истории Эфиопии англичанин Р. Панхерст: «Несмотря на очевидные слабости, хроники, подобно ранним царским надписям, представляют собой документы большой исторической ценности. Конечно, ни один историк как прошлого, так и наших дней не является беспристрастным, но если читатель хроники будет помнить об этом обстоятельстве, он найдет в ней для себя много интересного и поучительного» [604] .

603

Тураев Б. А. Абиссинские хроники XIV–XVI вв. М.—Л., 1936. С. 7.

604

The Ethiopian Royal Chronicles / ed. by R. Pankherst. London, 1962. P. 6.

Совершенно другую позицию в оценке царских хроник занимают эфиопские историки. Выступая на III Международной конференции по эфиопским исследованиям в 1966 г. в Аддис-Абебе, эфиопский историк Баиру Тафля заявил, что для исследования некоторых явлений истории конца XIX в. наибольший интерес представляют прежде всего работы европейских авторов. По его мнению, эфиопские хроники уступают последним по количеству и качеству приведенного материала [605] . Другой эфиопский историк, Тэкле Цадик Мэкурия, считал обращение к европейским источникам «не просто желательным, но и непременным условием для воссоздания истории Эфиопии» [606] .

605

Bairu Tafa. Collation of Some Sources on the Menilek Period // Proceedings of the Tird International Conference of Ethiopian Studies. Addis Ababa, 1969. Vol. 1. P. 284.

606

Тэкле Цадик Мэкурия. История Эфиопии. Т. 1. 2-е изд. Аддис-Абеба, 1965. С. 22. (Книга написана на амхарском яз.)

Уже упоминавшийся Гэбрэ Хыйуот Байкедань, человек для начала XX в. образованный и проявляющий интерес к истории страны, считал, что усилия хронистов немного дали для воссоздания подлинной картины прошлого Эфиопии: «История абиссинцев до сих пор покрыта мраком. Когда же, наконец, – сокрушается он, – появится историк, который ясно поведует нам о том, что наши предки пришли из-за моря, освоили эту землю и ценой больших усилий создали богатое государство Аксум?» [607]

607

Гэбрэ Хыйуот Байкедань. Государь Менелик и Эфиопия. Б. м., б. г. С. 2. (Книга написана на амхарском яз.)

Эфиопские историки, по сути дела, начинали там, где заканчивалась традиционная историография, представленная хрониками. Последняя из них, посвященная периоду правления императора Менелика II (1889–1913 гг.), и явилась завершающим образцом традиционного исторического описания. Если в Европе период, разделяющий время создания исторических хроник и привычных исторических исследований, исчислялся веками, то в Эфиопии он был ничтожно мал, всего несколько лет. Это, безусловно, наложило отпечаток на работы первых эфиопских историков, многие из которых по большей части находились под влиянием своих предшественников-хронистов. Оценивая труды таких историков, Тэкле Цадик Мэкурия пишет, что они не пытались «объяснять события, им не свойственно сомнение. То, что они знают, – это наследие отцов, с которым нужно обращаться бережно» [608] .

608

Тэкле Цадик Мэкурия. Указ. соч. Т. 2. Аддис-Абеба, 1966. С. 17.

Одной из причин, препятствовавших развитию исторической науки в Эфиопии, было отсутствие полиграфической базы. Лишь в первые десятилетия XX в., в процессе модернизаторской деятельности императора Менелика II, в страну был ввезен печатный станок. Если, скажем, в Европе инкунабулами – первопечатными книгами, – изготовлявшимися с наборных форм, считаются книги, вышедшие до 1501 г., то в Эфиопии такие издания появились лишь спустя 400 лет.

* * *

Каковы же были причины, побудившие некоторых грамотных людей в Эфиопии взяться за воссоздание исторического прошлого страны? Одной из них явилось осознание того, что в стране, по праву гордящейся своей двухтысячелетней историей, исследованию прошлого уделялось явно недостаточное внимания. Фактически изучение истории Эфиопии было как бы отдано на откуп зарубежным, в первую очередь европейским, историкам-эфиопистам. «Позор, – пишет Тэкле Цадик Мэкурия, – что наша история преподносится нам лишь иностранцами». «История Эфиопии, – сетует он, – восстанавливается руками только европейских ученых, которые смогли показать нам все богатство прошлого нашей страны» [609] .

609

Тэкле Цадик Мэкурия. Указ. соч. Т. 2. Аддис-Абеба, 1966. С. 12.

Авторы первых печатных работ, заложивших основу исторической науки в стране, не были профессиональными историками. Прежде всего, это были грамотные люди, занимавшие чиновничьи и церковные посты. Свои исторические произведения они создавали на амхарском языке, что отвечало потребностям культурного развития страны в период после Итало-эфиопской войны 1935–1941 гг. Уже упоминавшийся Тэкле Цадик Мэкурия в разное время занимал различные административные посты: служил в Министерстве пенсионного обеспечения, занимал должность директора библиотеки в Аддис-Абебе, несколько лет состоял на дипломатической службе. Министром страны долгое время был Ильма Дересса, автор работы «История Эфиопии в XVI в.» [610] , Алека Тайе (Тайе Гэбрэ Мэдхын), как следует из его сана, был настоятелем одного из монастырей.

610

Ильма Дересса. История Эфиопии в XVI веке. Аддис-Абеба, 1959. (Книга написана на амхарском яз.)