Афродита у власти: Царствование Елизаветы Петровны

Анисимов Евгений Викторович

История с Бироном и Морицем позволяет понять философию продажности канцлера. Он не брал деньги от французов и пруссаков не потому, что очень не любил Людовика XV или Фридриха II и был без ума от Марии-Терезии или Георга II. Суть в том, что Бестужев не брал денег у противников своей политической линии и с охотой брал их у тех государей, политика которых не противоречила этой линии. Это было так же удобно и безопасно, как в описанном деле Морица. Взяткодатели думали, что политика России направляется ими благодаря деньгам, которые они дают Бестужеву. На самом же деле канцлеру не требовалось в этой политике ничего менять — эта политика отвечала его целям, намерениям, она одобрялась государыней. Польский король Станислав Август Понятовский писал о Бестужеве-Рюмине: «Как во всем, он был настойчив в том, чего хотел. Он всю свою жизнь был приверженцем

Австрии, до ярости отъявленным врагом Пруссии. Вследствие этого он отказался от миллионов, которые ему предлагал прусский король. Но он не совестился принять подношения и даже просить о нем, когда он говорил с министрами Австрии или Англии, или Саксонии, или другого какого-либо двора, которому он считал нужным благодетельствовать для пользы своего собственного отечества. Принять подачку от государя, связанного дружбой с Россией, было по его понятиям не только в порядке вещей, но своего рода признанием могущества России, славы которой он по-своему желал».

В чем же суть политики, во имя которой канцлер брал и даже требовал от одних пенсионы и грубо отвергал взятки от других иностранцев? В многочисленных докладах, записках, письмах Бестужева-Рюмина не раз излагалась концепция внешней политики России, называемая им «системой Петра Великого».В основе ее лежало, во-первых, признание важности для России, как великой державы, собственных имперских задач. Вовторых, опорой международных отношений России считались союзы: с морскими державами — Англией и Голландией, а также Саксонией и Австрией. Называя союз с Англией «древнейшим», Бестужев считал, что Россию и Англию связывают торговые отношения, которые приносят огромные барыши купечеству и казне, и за этот союз, имеющий экономическую подкладку, России нужно держаться двумя руками. Союз с Саксонией важен тем, что саксонский курфюрст — польский король, а Польша — один из тех районов Европы, куда с особой силой распространяются русские имперские интересы. Заметим, что к этому времени будущие разделы Речи Посполитой были во многом подготовлены активной русской политикой по разложению польской государственности, и отказываться от этого магистрального интереса ради эфемерного союза с Пруссией Россия никак не могла.

Но более всего общность долговременных интересов связывала Россию с Австрией. Это было продиктовано и «польской проблемой», и борьбой с Пруссией за влияние над Германией, и так называемыми турецкими делами. Борьба России с сильной Османской империей была невозможна без союзника, а таким единственным естественным союзником, кроме ослабевшей Венеции, выступала Австрия, имевшая, как и Россия, давние претензии к Турции и мечтавшая, как и Россия, о расширении своих владений и влияния за ее счет.

Эту-то концепцию внешней политики Бестужев и называл «системой Петра Великого», и дочь царя-реформатора ее горячо поддерживала, ибо она свято верила в то, что сохранение важнейших начал политики ее отца есть гарантия могущества России и одновременно незыблемости ее личной власти над страной. В конечном счете именно в этом и заключалась причина столь прочного положения Бестужева-Рюмина при дворе. В глазах Елизаветы престарелый канцлер, при всех его недостатках и пороках, был носителем столь уважаемой и комфортной для государыни идеи.

Отражала ли «система Петра Великого» взгляды и идеи самого Петра? В стратегическом смысле преемственность политики Петра I по укреплению империи сохранялась с того момента, как первый император умер в январе 1725 года. И правительство Елизаветы, вслед за правительством всех ее предшественниц на троне, эту общую идею всецело поддерживало. Ни один правитель России, ни до Елизаветы, ни после нее, не намеревался отказаться от завоеваний времен Северной войны, от влияния России в Прибалтике, Польше, Германии, на международной арене. Бестужев справедливо писал, что Петр Великий особо следил за Саксонией, «неотменно желал саксонский двор, колико возможно, наивяще себе присвоять, дабы польские короли сего дома совокупно с ним Речь Посполитую польскую в узде держали». Никто из русского руководства не хотел, чтобы Россия вернулась к положению 1680-х годов, когда Россия — великая страна — считалась второстепенным государством. Поэтому Бестужев продолжал «систему Петра Великого», которую до него развивали Меншиков и Бирон, Остерман и Левенвольде.

В тактическом же смысле (выбор союзов, характер соглашений) «система Петра Великого» — мистификация

Бестужева-Рюмина. Как объяснял государыне канцлер, безопасность России требует, «чтоб своих союзников не покидать для соблюдения себе взаимно во всяком случае… таких приятелей, на которых положиться можно было, а оные суть морские державы, которых Петр Первый всегда соблюдать старался, король Польский как курфюрст Саксонский и королева Венгерская по положению их земель, которые натурально с сею империею (то есть Россией. — Е.А.) интерес имеют. Сия [система] с самого начала славнейшего державствования Ее императорского величества… родителя состояла».

На самом же деле политический курс Петра Великого в конце его царствования был иным. Отношения с польским королем и саксонским курфюрстом Августом II после его измены в 1705 году были далеки от дружественных и союзнических. Очень активно русская дипломатия действовала в Швеции и на севере Германии. Это вызывало острое недовольство как раз морских держав, которые с русским царем дружить не хотели и даже несколько раз посылали в Балтийское море свои эскадры, блокировавшие русский флот на базе в Ревеле. Не было у Петра и союзнических отношений с Австрией. Они сложились у России благодаря А.И.Остерману уже после смерти первого императора, который в конце своей жизни все свои усилия устремлял на Восток — в Персию, на завоевание Индии. Умирая, Петр не оставил никакого политического завещания, которое бы позволило сверить достижения его преемников с тем, что задумывал великий государь.

Это не означает, что курс, который избрал Бестужев и назвал «системой Петра Великого», противоречил имперским интересам России. Так, перспективный союз с Австрией и контроль над Польшей вполне отвечали этим интересам. Более проблематична была форма отношений с Англией и особое ожесточение в отношениях с Пруссией. Русско-английские отношения сводились не столько к торговле, как писал Бестужев, сколько к так называемым субсидным конвенциям. Дело в том, что английский король Георг II был одновременно курфюрстом северогерманского владения Ганновер. О безопасности Ганновера его владетель весьма беспокоился. С одной стороны, Ганноверу могли угрожать явные захватнические аппетиты Пруссии, а с другой — Франции, которая постоянно тянула руки к Германии. Тем более для Ганновера был опасен союз Франции и Пруссии в ходе Войны за австрийское наследство 1740–1748 годов. Угрозу вторжения в Ганновер можно было отвести только с помощью большой группировки войск, которая по первому сигналу двинется в Германию и живым щитом прикроет отчину английского государя. Для этого лучше всего подходили, по мнению английских политиков, русские войска — их у русской государыни было много, солдаты славились неприхотливостью, а в Петербурге денег все время не хватало. В 1746 и 1747 годах такие субсидные англо-русские конвенции были заключены.

Согласно их условиям Россия должна была предоставить за крупную сумму денег в полное распоряжение англичан, точнее, ганноверцев, армию в 30 тысяч солдат. Сразу же отметим, что никакого отношения к защите российских национальных или имперских интересов субсидные трактаты не имели. Это была просто аренда пушечного мяса за деньги. Весной 1748 года русская армия под командованием генерала князя В.А.Репнина, во исполнение конвенции 1747 года, двинулась через Германию на Рейн, где хозяйничали французы, воевавшие с Австрией и угрожавшие немецким владениям, в том числе и Ганноверу. Движение корпуса Репнина серьезно повлияло на ход переговоров в Аахене, и в итоге Война за австрийское наследство закончилась. Одновременно, раздраженный русским вмешательством в войну, Версаль порвал отношения с Россией. В декабре 1747 года Россию покинули посланник Далион, а затем и консул Совер.

Прусский посланник уехал из Петербурга, как сказано выше, в следующем, 1748 году в самый разгар дела Лестока. К этому времени отчетливо определилась проавстрийская и антипрусская политика России. До 1743 года, который увенчался успехом пруссаков, заключивших с Россией договор о взаимопомощи, дела Фридриха в России, обеспеченные действием сильной «партии» Лестока и других, шли неплохо. Даже когда началась Первая Силезская война, Елизавета колебалась, на чью сторону встать. Екатерина II писала в записках, что «императрица имела одинаковые поводы к неудовольствию против Австрийского дома и против Франции, к которой тяготел прусский король». Наблюдения мемуаристки подтверждаются многочисленными дипломатическими документами.