Агитбригада

Фонд А.

— Спасибо, Макар! — поблагодарил я, пропустив подколку мимо ушей.

— А за географию наших девок лучше поспрашивай, — посоветовал Гришка, — может, они что-то подсобят. Нюрка вполне может знать. Тут я тебе не помощник.

— Как и я, — добавил Гудков.

— И так спасибо огромное! — поблагодарил я, — это самое трудное для меня, математика и история. А с географией я уже как-то и сам попробую.

Я вышел из дома довольный. Мой план вполне начал реализовываться. Честно говоря, я опасался, что они меня отфутболят. Но Гришка сразу согласился, а Гудкову уже деваться некуда — отказываться неудобно, вот

и он тоже согласился.

Теперь, следующим пунктом, нужно будет ежедневно подходить к ним с просьбами разъяснений. Желательно по несколько раз в день. Здесь чем больше, тем лучше. надо достать их хорошенько. И чтобы все в агитбригаде это наблюдали и запомнили. Таким образом, у меня будет легальное алиби и когда я заявлюсь в школе сдавать экзамены экстерном сразу за все классы, ни у кого не возникнет сомнений, откуда вечный двоечник и лоботряс Генка так резко все предметы знать начал.

Главное, не перестараться.

Вот так рассуждая я сходил к нашим девушкам. Клары не было, Люся училась в школе плохо. А вот Нюра согласилась помочь с географией и биологией.

— Когда Клара вернется, спроси у неё по литературе, — посоветовала она, — Клара читать сильно любит, я часто вижу, как она романы читает. Хоть в чём-то тебе да и подскажет.

Я поблагодарил. Договорился, что вечером приду со сделанной домашней работой и Нюра проверит.

Вот и чудненько. Первый шаг сделан. Осталось дождаться возвращения в город, сдать экзамены, получить аттестат и свалить отсюда как можно быстрее. А если ещё найду общий язык с Енохом, тогда легендарный Париж будет для меня вполне реальным!

Только-только начинало вечереть. Со стороны болота тянуло нежными запахами сырого камыша и аира. Старая яблоня тихо поскрипывала, что жутко раздражало петуха. После того случая он меня старался или обходить десятой дорогой, или же внезапно нападал с целью клюнуть, но сегодняшний тихий вечер даже его привёл в почти умиротворённое состояние, если бы не гадская яблоня, конечно же.

Агитбригадовцы занимались каждый своими делами: сегодня вечернего представления не было (пришлось отменить из-за ЧП с Василием) и у нас появилось свободное время. Зубатов с Гришкой Карауловым ушли в деревню. Гудков сидел в избе, к нему пришёл Пётр и они там о чём-то уже битый час спорили. Где был Зёзик я не знаю, а вот Жорж нагло дрых на куче старых тюфяков, которые Люся и Нюра вытащили днём на просушку, да так и не занесли обратно. Сами же девчата сидели на завалинке и о чём-то тихо переговаривались, периодически хихикая.

Я как раз колол дрова себе для печки (ночи становились всё холоднее, в старой избе всё время было сыро, и я уже вовсю подтапливал по ночам), когда вернулась Клара. Она ещё засветло уехала в город по делам агитбригады с одним из деревенских мужиков, у которого была своя подвода и конь.

— Генка! Капустин! — крикнула Клара, копаясь в своём портфеле.

— Чего? — я отложил топор и сдул прилипшую прядь волос, которая уже падала на глаза (надо бы постричься).

— Тут для тебя письмо, — показала конверт Клара и добавила с улыбкой, подмигнув Люсе, — танцуй, Генка, а то не отдам.

— Ну, Кла-а-а-ара, — попытался заканючить я, но номер не прошел.

— Танцуй! Танцуй! — хором заскандировали Люся и Нюра и захлопали в ладоши

в такт.

— Я не умею, — сделал последнюю (безуспешную) попытку спрыгнуть я.

— Значит, отдам письмо Гудкову, — нахально помахала запечатанным конвертом Клара, — уж ему танцевать точно не надо, но и письмо он не отдаст, пока не прочитает.

— Станцуй лучше, Генка! — захихикала Люся.

— Танцуй! Танцуй! — подхватила Нюра.

И такая меня взяла злость, что я вышел на середину двора и изобразил нижний брейк-данс.

Поднявшись, увидел отпавшие челюсти девушек и их круглые от изумления глаза.

— Ну что, танец засчитан, я надеюсь? — ехидно сказал я и ловко выдернул из рук застывшей в изумлении Клары письмо.

— Постой, Генка! — закричала мне вслед Нюра, — да подожди ты! Откуда ты так танцевать научился?

Я не ответил, лишь насмешливо помахал конвертом в воздухе и пошел к себе в дом.

Интересно, от кого письмо?

На замызганном конверте обратного адресата не было, стояла лишь печать почты города N и какая-то нечитабельная аббревиатура внизу (написано химическим карандашом, но то ли от влаги, то ли от чего-то масляного, но буквы здорово расплылись). Торопливо я разорвал конверт и развернул неопрятный листочек, как попало вырванный из ученической прописи:

Генка!

Буду у вас проездом в следующий вторник. Если хочешь знать, почему застрелился твой отец — давай встретимся возле Горпрофсовета, там со стороны парка есть такая лавочка. Я там буду весь день, так что ты приходи, как сможешь — я тебя сам увижу и подойду.

дядя Коля

Глава 18

Письмо меня озадачило. После того, как я попал в тело Генки Капустина, я даже как-то и не думал о том, что у него здесь есть родственники, что его кто-то может знать. Воспринимал просто как свое тело, немного маловатое, «не по плечу», но старался приноровиться и привыкнуть.

Письмо я, кстати, припрятал. Когда вернусь в город — тогда и подумаю, что делать. Честно говоря, трагедия и проблемы Генкиного отца меня волновали мало. Тут бы со своими проблемами разобраться. Но, тем не менее, я при случае спросил у Гудкова, когда мы планируем возвращаться домой.

— Что в город потянуло? Соскучился? — хмыкнул он.

— Да у нас в школе скоро будут «Веселые старты», — не моргнув глазом соврал я (я даже не знал, были ли уже в этом времени они или нет, но нужно было что-то говорить, поэтому брякнул, что первое на ум пришло), — хочу успеть вернуться, чтобы поучаствовать, а то опять наша команда продует.

— Успеешь, — затянувшись папиросой (разговор был во дворе, куда он вышел покурить), успокоил меня Гудков, — нам осталось на двух хуторах представления дать и в Вербовке заключительное. Сам же видишь, все к чертям полетело из-за этих мокрух.

— А уже знают, кто это? — воспользовался случаем, что у Гудкова благодушное настроение и спросил я.

— Если бы знали — этого урода уже давно повязали бы, — скривился Гудков.

Как представитель власти и комсомольский лидер, он был вовлечен в расследование, а оно не двигалось с мертвой точки, вот он и он злился.