Агитбригада

Фонд А.

— Да трусливые они, — пояснил я, — прячутся постоянно, не выманишь.

— А где ты их взял? — не унимался Гришка. — Первый раз ручных белок вижу.

— Да отцу ещё когда-то клиент подарил, — объяснил я, — он там какую-то бухгалтерскую услугу делал, угодил, вот тот и решил порадовать старика. В городе N все знали, что мой отец зверей любил.

Я скривился и вздохнул, дав понять, что эта тема разбередила мои раны. Гришка Караулов, при всей своей безбашенности, был натурой тонкой, поэтому поторопился сразу поменять тему:

— А я в село иду.

Хочу продуктов подкупить. Ты со мной?

— А идём! — согласился я.

Продукты действительно заканчивались, да и хотелось уже парного молочка или творожку. Побаловать себя, в общем.

Я свистнул белкам, и они упрыгали в густоту ветвей.

— Ты что, отпустил их? — удивился Гришка, проследив взглядом мелькнувшую рыжую молнию.

— Я всегда их отпускаю, — пожал плечами я.

— И они не убегают?

— Нет, привыкли ко мне.

Гришка удивлённо посмотрел ещё раз на деревья, куда упрыгали Чип и Дейл, но ничего не сказал. Некоторое время мы шли молча, перешли по старому позеленевшему от сырости мостку из трухлявых бревен через мелкую, заиленную то ли речушку, то ли вообще ручей, и вышли на пологий берег, там и сям поросший пучками засохшего камыша, почерневшего, пыльного и воняющего жабами. Ветерок слегка трещал в его зарослях.

Короче, пасторалька не айс.

Да и вообще это село мне не сильно и нравилось. Если бы не необходимость в учебниках, я бы сюда ни ногой. Кстати, мои книги так и остались в том дупле.

С каждым разом уединятся становится все труднее и труднее.

Тем временем мы, миновав первый двор, вышли в село и пошли по грунтовой дороге.

Гришка уверенно вел куда-то конкретно, я здесь никого не знал, поэтому просто шел с ним, особо не задумываясь.

Мы подошли к опрятному домику за невысоким по здешним меркам забором. Под окнами, в палисадничке, нарядно пестрели мелкие астры и заячий холодок.

Гришка дёрнул калитку, и мы вошли внутрь.

— Дарья! Дарья! — крикнул он, и из дома выглянула женщина средних лет.

Рассмотрев нас, она хрипло крикнула:

— Чичас иду! — и скрылась обратно.

— Городские мы для неё, — пояснил мне Гришка, усмехнувшись, — пошла праздничный платок переодевать и фартук. Подождём.

Он присел на чурбачок для колки дров, вытащил папиросу и закурил. Мне присесть было негде, поэтому я топтался рядом.

Буквально через минуту две, хозяйка вышла к нам, широко улыбаясь. Была это дородная женщина, совсем ещё нестарая и даже красивая, если бы отсутствие большинства зубов не портило всё впечатление. От этого и щеки её запали, а кожа обвисла.

— Григорий Валентинович пожаловали! — разулыбалась она сиплым голосом и натужно закашлялась.

— Чего это ты разболелась, Дарья? — спросил Гришка и затушил бычок, помахав рукой, чтобы дым поскорее развеялся.

Тётка принялась объяснять, как ходила на речку полоскать бельё и что-то там ещё, и как местная фельдшерица давала порошки, но те не помогли, и дышать над горячей картошкой тоже не помогло, и ещё что-то там не помогло, Гришка кивал,

сочувствовал, а вот я причину понял сразу — сзади, за Дарьей, следовал призрак, который уцепился за её шею и буквально душил.

— Так молочка мы у тебя не купим? — спросил Гришка.

— Почему это? — заволновалась тётка, — и молочко есть, и творожок, и яйца. Всё есть. А если хотите, я вам уточку зажарю. А? Хотите уточку?

— Уточку хотим, — вздохнул Гришка, — только времени у нас ждать столько нету, — скоро репетиция у меня.

— А давайте я тогда блинов вам состряпаю? Блины-то всяко быстрее будут. Со сметанкой. Ску-у-усно! А могу оладушек пожарить и шкварками с жаренным луком их облить. Хотите?

Гришка сглотнул и жалобно произнёс:

— Ну вот что ты за человек такой, Дарья?! Все мои слабости знаешь и пользуешься этим. Тебе же печь топить надо. И сколько это времени займёт?

— Зачем печь? — Удивилась тётка, — я, как одна осталась, печь раз в три дня топлю. А так-то у меня плита в летней кухне есть, ещё мой покойный Никодимушка сделал. Вот и подтапливаю помаленьку, то еду приготовить, то воды согреть. Там-то быстро.

— Быстро — это сколько?

— Ну, если оладушки — то час где-то, надо же и шкварки пережарить. — прохрипела Дарья и опять закашлялась, аж лицо посинело.

— Нет, Дарья, в другой раз тогда, — вздохнул Гришка. — У нас Зёзик со скрипкой нарасхват, а скоро моя очередь репетировать.

— Гриша, — сказал вдруг я, глядя на тёткины мучения, — ты тогда иди репетируй, а я могу остаться подождать. Тетя Дарья нам оладушек сделает, я тут поем и заодно тебе принесу. Даже если немного остынут, то всё равно вкусно же, со шкварками и луком если.

— Не остынут! — замахала руками Дарья. — Не остынут, Гришенька! Я их в егольник сложу, он с крышкой — так что долго не остынут.

— Правда, Генка?! — обрадовался Караулов. — Вот удружил! Я же все эти дни о Дарьиных оладушках только и мечтал!

Мы с Гришкой взяли у тетки Дарьи по десятку свежайших яиц, по крынке молока и творога. Гришка ещё, хитро мне подмигнув, прикупил бутыль мутного самогона и заказал оладушек. Расплатился, кстати, и за себя, и за меня тоже.

— Да я и сам могу заплатить, Гриша, — смутился от такого великодушия я.

— Ничего, я накануне хорошо подкалымил, — хмыкнул Гришка, — когда-нибудь у меня денег не будет, тогда уже ты заплатишь. Тем более, ты тут сидеть ждать будешь. Так что все честно.

Он забрал купленные продукты, прихватив и мои тоже.

— Только смотри, чтобы Зубатов не забрал, — предупредил его я.

— У меня не заберёт, — хохотнул Гришка и отправился на агитбригаду.

А мы остались с тёткой Дарьей вдвоём. Точнее втроем, если считать эту тварь за личность.

Тётка Дарья поковыляла в летнюю кухню, тварь — за ней. Ну и я следом.

Дарья отлила в большую миску кисляка и принялась возиться с тестом.

— Сейчас поставлю доходить, и потом уж плиту растоплю, — пояснила она, — а то выгорает быстро, а я дрова берегу.