Агнец на заклание
Шрифт:
Баранья нога.
Хорошо, значит у них на ужин будет баранья нога. Она понесла ее наверх, сжимая в обеих руках тонкий ее конец; проходя через гостиную, она увидела, что он стоит у окна, спиной к ней, и остановилась.
— Ради бога, — произнес он, услышав ее, но не обернувшись. — Не надо для меня ничего готовить. Я пойду.
В этот момент Мэри Мэлони просто подошла к нему сзади, не помедлив, размахнулась, высоко подняв огромную замороженную баранью ногу, и изо всех сил ударила его по затылку.
С таким же успехом она могла бы хватить его стальной дубинкой.
Она
Сила удара, шум, грохот перевернувшегося столика вывел ее из состояния шока. Она медленно приходила в себя, чувствуя холод и удивление, и какое-то время простояла, глядя на тело и не веря своим глазам, все еще крепко сжимая в руках нелепый кусок мяса.
Хорошо, сказала она себе. Значит, я его убила.
Она отнесла мясо в кухню, положила на противень, включила на полную мощность плиту и сунула его в духовку. Потом вымыла руки и взбежала наверх в спальню. Сев перед зеркалом, привела в порядок лицо, подкрасила губы, лицо. Попробовала улыбнуться. Получилось довольно странно. Она попробовала еще раз.
— Хэлло, Сэм, — сказала она громко и весело.
Голос тоже звучал странно.
— Пожалуйста, Сэм, я хотела бы взять картошки. Да, и еще, пожалуй, банку горошка.
Это получилось получше. И улыбка, и голос вышли теперь лучше. Она повторила это еще несколько раз. Потом сбежала вниз, надела пальто, вышла через заднюю дверь и, пройдя через сад, очутилась на улице.
Еще не было шести, и в продуктовой лавке все еще горел свет.
— Хэлло, Сэм, — сказала она весело, улыбнувшись человеку за прилавком.
— Ах, добрый вечер, миссис Мэлони. Как вы?
— Пожалуйста, Сэм, я хотела бы взять картошки. Да, и еще пожалуй, банку горошка.
Человек обернулся и протянул руку вверх, чтобы взять с полки горошек.
— Патрик решил, что он сегодня устал и не желает никуда идти ужинать, — сказала она ему. — Знаете, по четвергам мы всегда куда-нибудь идем, а теперь вот он меня подловил — в доме нет никаких овощей.
— А как насчет мяса, миссис Мэлони?
Нет, мясо-то у меня есть, спасибо. Чудесная баранья нога, в морозилке.
— О.
— Я не особенно люблю готовить из мороженого мяса, но на этот раз решила рискнуть. Как думаете, хорошо получится?
— Лично я, — сказал хозяин лавки, — считаю, что разницы никакой. Как вы насчет этой крупной картошки?
— О да, прекрасно. Пару таких.
— Что-нибудь еще? — Хозяин склонил голову набок, внимательно и учтиво глядя на нее. — А что потом? Что вы дадите ему после этого?
— Ну, а что бы вы посоветовали, Сэм?
Хозяин обвел лавку взглядом.
— Как насчет хорошего куска творожного пудинга. Я знаю, он его любит.
— Превосходно, — сказала она. — Он его любит.
Когда все было завернуто и она расплатилась, она улыбнулась самой ослепительной своей улыбкой и сказала:
— Благодарю, Сэм. Доброй ночи.
— Доброй ночи, миссис Мэлони. И благодарю вас.
А теперь, сказала она себе, поспешно пускаясь в обратный
Вот так, говорила она себе. Делай все естественно и правильно. Пусть все идет совершенно естественно, и тогда совсем не понадобится ничего разыгрывать.
Поэтому, когда она вошла в кухню через заднюю дверь, она напевала про себя какую-то песенку и улыбалась.
— Патрик! — позвала она. — Как ты там, дорогой?
Она положила пакет на стол и прошла в гостиную, и когда увидела, как он лежит на полу, с согнутыми ногами и как бы вывернутой рукой, придавленной всем телом, это был действительно шок. Вся прежняя любовь и тяга к нему нахлынула на нее, она бросилась к нему, опустилась на колени и горько зарыдала. Это было легко. Никакой игры не понадобилось.
Через несколько минут она встала и направилась к телефону. Она знала номер полицейского участка и, когда ей ответили с другого конца, прокричала:
— Скорее! Приезжайте скорее! Патрик умер!
— Кто говорит?
— Миссис Мэлони. Миссис Патрик Мэлони.
— Вы хотите сказать, что умер Патрик Мэлони?
— Мне кажется, — прорыдала она. Он лежит на полу, и мне кажется, что он умер.
— Будем немедленно, — ответил тот.
Машина прибыла очень скоро; когда Мэри отворила парадную дверь, вошли двое полицейских. Она знала обоих — она всех почти знала на этом участке — и с истерическим плачем упала на руки Джека Нунена. Он бережно усадил ее в кресло, потом пошел к другому полицейскому, его звали О’Мэлли, стоявшему на коленях рядом с телом.
— Умер? — воскликнула она.
— Боюсь, да. Что случилось?
Она вкратце рассказала историю о том, как она ходила в лавку, а, возвратившись, нашла его распростертым на полу. Пока она говорила, перемежая рассказ слезами, Нунен обнаружил на голове умершего сгусток запекшейся крови. Он показал его О’Мэлли, который тотчас же встал и направился к телефону.
Вскоре начали прибывать и остальные. Сначала врач, затем два детектива, одного из которых она знала по имени. Потом прибыл полицейский фотограф и сделал снимки, и человек, занимавшийся отпечатками пальцев. Они долго шептались и вполголоса переговаривались над трупом, и детективы без конца задавали ей всякие вопросы. Но они неизменно обходились с ней заботливо. Она опять рассказала свою историю, на этот раз с самого начала, когда Патрик вернулся домой и она шила, а он был усталый, такой усталый, что не захотел никуда идти ужинать. Рассказала, как она поставила мясо в духовку — «оно сейчас там, жарится», — и как выскочила в лавку, купить овощей, а вернувшись, нашла его на полу.