Агнесса и собака на телевидении

Арнольд Ольга Романовна

Наконец, когда мы все закончили и пришли на кухню, чтобы расслабиться, он благородно предложил нам поделиться тем кофе, что оставался еще в банке – а осталось его там совсем немного. Совершенно измотанная, я почти упала на табуретку; по идее, с меня должен был бы градом катится пот, но за последний час мы трижды прерывали съемку, чтобы попудриться, так что вся лишняя жидкость из меня уже испарилась. Эта съемка далась мне очень нелегко. Против ожиданий, укротительница оказалась скромной и мягкой, командные нотки в ее голосе были совсем незаметны; из-за того, что она стеснялась, разговорить ее было непросто. Как выяснилось через час после

начала съемки, ее очень смущало, что Георгий Павлович усадил нас напротив того места на стене, о которое ее беспокойный воспитанник точил когти, и обрывки обоев должны были попасть в кадр.

– Понимаете, я сама простуженная, выгляжу не лучшим образом, а тут еще дом разоренный…

Когда мы пересели, она почувствовала себя гораздо лучше и заулыбалась, но зато я уже успела устать, тем более что Мэтр не давал мне забывать о том, что я делаю ошибку за ошибкой. Как мне не повезло, мрачно размышляла я, поглощая кофе, как заклятая наркоманка, – надо же было Тамаре послать со мной именно этих двоих, единственных на телевидении, кого я называю не просто по имени, а не по имени-отчеству! Они вдрызг испортили мне сегодняшний день своими советами и брюзжанием!

– Уберите от меня этого людоеда! – вдруг возопил Виктор Алексеевич, вскакивая.

Оказывается, котеночек по имени Кеша вслед за хозяйкой пришел на кухню и решил, мурлыча, потереться о колени осветителя. Пока укротительница отводила его в комнату, Виктор Алексеевич, брезгливо отряхивая брюки, сказал, обращаясь к оператору:

– Да что же за наказание нам такое, Жора! В следующий раз, если Она заставит нас входить в клетку с тиграми, я этого делать не буду. Пусть берет молодых.

Она – это, очевидно, была я; хоть мое существование и игнорировали, я все же не сдержалась:

– Интересно, кто вас может заставить сделать хоть что-нибудь, а, Виктор Алексеевич? Я бы уговорила Синякову дать этому уникуму премию. Ну а насчет молодых – я приму этот совет к сведению. Я сегодня выслушала много советов, но это самый ценный.

И тут Мэтр как-то странно взглянул на меня, а физиономия осветителя расплылась в ехидной улыбке:

– Ну, насчет молодых – ты не обольщайся, Агнессочка…

– Меня, между прочим, зовут Агнесса Владимировна – для вас, – терпеть не могу фамильярности, а на телевидении это входит в стиль жизни.

– Хорошо, Агнесса Владимировна. Ведь сегодня с тобой… то есть с вами должен был поехать не Жора, а Олег – а знаете, почему он отказался?

Я не знала. Я была не в курсе ни того, ни другого, я думала, что Синякова просто так распорядилась. Но вскоре должна была узнать – Виктор Алексеевич, очевидно, относился к той породе сплетников, которых никакая сила не заставит проглотить язык. Впрочем, приятель попытался его заткнуть:

– Витя, не стоит об этом… Раз в жизни мог бы промолчать, как мужик.

Но Витя не обратил внимания на его слова, он продолжал, сладострастно облизывая губы – видимо, наблюдение за людьми, которых он ставил в неудобное положение, доставляло ему не меньшее наслаждение, чем секс нормальным, нетелевизионным людям:

– А Олег сказал Синяковой – не поеду с ней, и все. Такое впечатление, что Женя погибла специально для того, чтобы эта выскочка заняла ее место. А может, она поэтому и погибла?

Это был удар под дых. Еще никто, даже следователь с Петровки, не посмел меня напрямик обвинить в смерти Котовой. А мой мучитель продолжал:

– Вот так он и сказал,

это его точные слова, я свидетель. Я при этом был.

Я всегда считала, что Варзин ко мне неплохо относится – во всяком случае, никаких подлостей он мне не делал. Он мне откровенно нравился, и не только внешне; с ним было интересно поговорить, к тому же он несколько раз давал мне весьма дельные советы – только когда его просили об этом. Если я замужем, это еще вовсе не значит, что я не имею права глядеть на других мужчин, как думает Марк. Олег был одним из тех немногих, кто помогал мне на первых порах и благодаря кому я смогла вжиться в телевизионный мир… И над Котовой, попавшей впросак с "бальзаковским возрастом", он смеялся чуть ли не громче всех – с чувством юмора у него все было в порядке. И вот теперь он, ничтоже сумняшеся, обвиняет меня в преступлении!

Наверное, вид у меня был жуткий, потому что Мэтр надо мной смилостивился:

– Не обращайте внимания на слова Виктора, Агнесса. Олег сейчас не в себе. Он слишком переживает. Ведь Котова была ему не чужой… – и тут он нерешительно остановился, как человек, который, не желая того, сболтнул лишнее.

Но осветителю деликатность была чужда, и он продолжил мысль товарища:

– Конечно, он ведь был ее любовником!

Час от часу не легче! Но Мэтр уже бросил зловещее "цыц", и Виктор Алексеевич с многозначительным видом замолчал – в данном случае молчание было красноречивее слов. Больше мне ничего выяснить не удалось, потому что как раз в этот момент на кухню ворвались хорьки, стремительные, как живая ртуть. Казалось, их великое множество, хотя в клетке я их насчитала только пять. Двое из них – один белый, другой коричневый с желтой полоской на мордочке – не нашли ничего более интересного, чем ноги Виктора Алексеича, и через мгновение один зверек был уже у него на коленях, а другой по рукаву взбирался на плечо. Глядя на физиономию осветителя, на его выпученные глаза и раскрытый в отчаянном крике рот, я почувствовала себя отомщенной.

Как я смогу работать, если мои коллеги подозревают меня в убийстве? В этот день и час я поклялась себе, что во что бы то ни стало отыщу убийцу – сама, если профессиональные сыщики опростоволосятся.

V1. Кому выгодна смерть теледивы?

Мы с Сергеем встречали Марка в аэропорту Шереметьево-2. Прошла ровно неделя с того дня, как была убита Котова; снова была суббота, вечер. Самолет из Копенгагена (из Гетеборга прямых рейсов в Москву не было) задерживался, и наконец мы с Крутиковым-старшим могли спокойно поговорить, устроившись за столиком в пустующем зале ресторана. Я передала ему листочки с записями и высказывала вслух свои соображения, а он изредка прерывал меня, каждый раз по делу.

Сначала мы сопоставили свои списки: тех, кто физически имел возможность избавиться от Котовой, то есть мог оказаться в ту роковую субботу с 18.45 до 19.15 (именно в это время, по заключению судебных медиков, она была задушена) в здании телецентра и не имел алиби, и тех, кому выгодна была ее смерть. Собственно говоря, мне можно было и не беспокоиться: наши списки практически совпадали. Я почти обиделась: он провел меня, как девочку, дав липовое задание, лишь бы я ему не мешала! Обидеться всерьез мне помешал его притворно-покаянный вид и не слишком тонкая лесть, с которыми он признался в обмане: