Агнесса среди волков в овечьей шкуре
Шрифт:
Баранкин стоял у прилавка и показывал книги одиночным покупателям. Торговля шла вяло, оптовиков наш стенд пока не слишком заинтересовал, только седовласый мужчина в клетчатой рубашке с неподъемным рюкзаком за плечами отбирал для себя образцы. Внезапно нарочито пружинистой походкой к нам подошел невысокий человечек и, энергично отодвинув в сторону рюкзаконосителя и даму в шляпке, перебиравшую женские романы, оказался прямо перед нами.
– Это и есть полковник Бражиновский, о котором я вам говорил, – представил нам его Скряжников.
Поздоровавшись и усевшись на стопку нераспечатанных книжных пачек, новоявленный автор заявил:
– Сам я считаю себя настоящим мужчиной, двадцать пять лет отслужил в армии и знаю, как это трудно – быть
При ближайшем рассмотрении настоящий мужчина оказался довольно плюгавеньким, он был приблизительно моего роста (а у меня 164 сантиметра), костлявый, черноволосый, чернобровый и черноусый. Держался он необыкновенно прямо, как будто проглотил палку – наверное, подсознательно надеялся таким образом компенсировать свой малый рост. Я инстинктивно взглянула на его ботинки – нет, каблуки не слишком высокие, с этим все в порядке. Интересно, почему высокорослые, успешно идущие по жизни и довольные собой красавцы не учат других, как стать настоящим мужчиной?
Впрочем, я скоро отвлеклась от этих мыслей – моим вниманием целиком завладел Скряжников. Он начал торговаться с полковником – и как он это делал, просто блеск! Для начала он предложил ему два с половиной процента (то есть два с половиной процента от себестоимости тиража – это для тех, кто не разбирается в тонкостях нашего бизнеса, то есть для подавляющего большинства). Автор возмутился и стал настаивать на десяти:
– Издательство "Кубань" предложило мне сразу пятнадцать, – сблефовал он, – но я
понимаю прекрасно, что в Москве книгу могут издать несравненно лучше – и большим тиражом, поэтому я согласен на десять – и половину авансом.
Но куда ему было тягаться с таким классным игроком, как Владимир Робертович!
– Аванс? – Скряжников одновременно возвел кверху и очи и брови, и руки. – О чем вы говорите? Я рискую, я вкладываю в вас, автора совершенно неизвестного, деньги – а вы еще просите аванс! Пушкину, между прочим, никаких авансов не выдавали.
Да, как Скряжников торговался – любо-дорого было посмотреть! Я люблю наблюдать за работой профессионалов и следила за ним, как зачарованная. Через пять минут полковник уже соглашался на восемь процентов и без аванса, через сорок пять – на три процента через полгода после появления книги на прилавках. Настоящий мужчина оказался очень наивным и далеко не таким психологически устойчивым, как представлялся. Правда, договор сразу не подписали – Натали настаивала, чтобы рукопись сначала показали специалисту.
Этим специалистом, естественно, оказалась я. Через пару дней я выбрала время и посмотрела эту "нетленку". Боже! Что я там только не обнаружила! Рассуждения о богоизбранной природе казацкого народа, казарменный юмор самого низкого пошиба, подробная инструкция, как уложить в постель бабу… Помимо всего прочего, сама форма руководства сильно смахивала на армейский устав – все было расписано по пунктам и подпунктам, причем в ультимативном виде. Мне попадались, например, такие перлы: "мозг женщины меньше мужского (на 200 г), поэтому в сложных ситуациях она больше доверяет интуиции, а не разуму" или "Крупная золотая (мужская) серьга, золотая оправа очков либо суровая татуировка подчеркивают в вас мужское начало и сразу привлекут к вам внимание, а сверкающий золотой перстень с бриллиантом на пальце руки прикует внимание слушателей к ее жестам". Среди всего этого словесного сора я вдруг обнаружила одну главу, посвященную проблемам общения и написанную в высшей степени прилично. Я сначала удивилась, потом призадумалась и наконец вспомнила, что нечто вроде этого недавно попадалось мне на глаза. Я достала с полки западное руководство по общению, которое еще не удосужилась прочесть, только просмотрела, и тут же все стало ясно: Бражиновский списывал текст прямо абзацами, не меняя ни слова; впрочем, он всюду,
Такова была моя первая встреча с графоманом и плагиатором одновременно, но, увы, не последняя: и тех и других мне пришлось повидать достаточно. Впрочем, графоманы хоть и бывают чересчур настырными, но на самом деле они обычно безобидные создания, в отличие от плагиаторов. Собственно говоря, для меня понятия "плагиатор" и "вор" фактически одно и то же: не все ли равно, что ты присваиваешь: деньги, имущество или мысли? Плагиаторы бессовестные просто нагло крадут чужую интеллектуальную собственность и выпускают ее под своим именем – особенно в этом деле отличались некоторые профессора старой советской закалки, не из благородных – в те времена жертва ограбления не могла подать на них в суд. Плагиатор же деликатный обычно утешает себя тем, что если он и воспользуется чужими мыслями без ведома их хозяина, то всем от этого будет только лучше: с ними познакомится большее число людей. Особенно это относится к кражам книг западных специалистов, например, психологов – расчет строится на том, что вряд ли у них есть сверхдотошный литературный агент, который будет сличать русский текст какого-нибудь Иванова с английским оригиналом некого Джонсона. Образец плагиатора такого рода предстал перед нами в тот же день и даже час, что и «настоящий полковник».
Это был Сергей Гремучин, мужчина лет тридцати пяти с гладко зачесанными темными волосами и в очках; ничем: ни фигурой, ни ростом, ни лицом – он не выделялся бы из толпы, если бы обуревавшие его чувства – явно нехорошие – не выплескивались бы наружу. При ходьбе он чуть склонялся вперед и нагибал голову, как бычок; плечи его были скованы, а физиономия искажена внутренним напряжением. От него прямо-таки исходили волны злобы, так что даже находиться рядом с ним было неприятно. Он прошел мимо Баранкина, не удостоив того взглядом, и остановился прямо перед Скряжниковым в такой позе, будто собирался с ним бодаться.
– Где мой гонорар? – начал он с ходу, и мы с Натали, поежившись, отодвинулись подальше. Петров же, раздувая щеки, поднялся на ноги и встал рядом с огромным коммерсантом, как бы собираясь его защищать.
– Какой гонорар? – невинным тоном спросил Скряжников, сузив и без того узкие азиатские глазки.
– Мой гонорар за мою собственную книгу! – в подтверждение своих слов потряс перед самым носом Скряжникова брошюрой в черно-белой обложке.
– Простите, уважаемый Сергей Александрович, мы с вами заключали договор, как с автором, не так ли?
– Вы обязаны были мне заплатить два месяца назад…
– Но, как выяснилось, вы не написали книгу сами, а просто ее перевели, но насчет
перевода мы ведь с вами не договаривались!
– Это клевета! – в голосе Гремучина появились не просто высокие нотки, а даже какое-то шипение. Позже я узнала, что в издательском мире за ним закрепилась кличка
Гремучка-Шипучка.– Немедленно выплатите мне деньги!
– И не подумаю, – все широкое лицо Скряжникова засветилось в самодовольной улыбке – наверное, если крокодилы умеют плакать, то именно так они улыбаются.
Гремучин попытался еще что-то выкрикнуть, но у него вышел только непонятный свистящий хрип: мощный Петров сделал шаг вперед и очутился прямо перед ним, а справа к нему неслышно подошел бывший мент, выразительно поигрывая кулаками. Плагиатор счел за лучшее удалиться и быстро ретировался как-то боком, по-крабьи; но последнее слово осталось-таки за ним – уже находясь на безопасном расстоянии, он выкрикнул:
– Я подам на вас в суд!
– Подавай, подавай, голубчик, – Скряжников продолжал все так же плотоядно улыбаться, облизывая при этом губы.