Агнесса среди волков в овечьей шкуре
Шрифт:
– Марк, – тихо произнесла я, дернув его за рукав, но его понесло, и никто на свете не смог бы его остановить. Отмахнувшись от меня, он продолжал:
– А вот еще перл: "В этот момент, когда Флоринда и Пьерджорджо стояли рядом, скованные одной цепью, девушка почувствовала, что она счастлива, как никогда в жизни."
– Марк!!! – я взывала уже очень громко, но он меня
– "И так их двоих, слившихся в одно целое, потащили к фургону и швырнули туда – а следом за ними на цепи волочилась, бледная и униженная, Лючия", – мой муж читал вслух выразительно, как диктор на радио, наслаждаясь каждым нюансом. – Нет, надо же написать такое! А кстати, кто это написал?
– Я, – произнесла писательница тихим спокойным голосом.
Надо отдать Марку должное: он все-таки смутился, а это с ним бывает крайне редко. Последовала немая сцена в духе Гоголя, тишину прерывали только всхлипы, вырывавшиеся из мощной груди Скряжникова – все остальные боролись со смехом почти бесшумно. Татьяне, я думаю, было не до смеха, но через минуту она справилась с собой и мило улыбнулась охальнику:
– Нас не представили друг другу, и я это сделаю сама. Я…
Но тут я быстро вмешалась:
– Марк, познакомься, это Татьяна Чернецова, писательница. А это мой муж Марк, который ничего не понимает в любовных романах.
Но, как мне кажется, они меня не слышали. Татьяна встала, и со стороны могло показаться, что они играют в гляделки – их взгляды скрестились, и они смотрели друг на друга, не отрываясь. Мне стало неприятно, потому что замешательство на физиономии моего мужа сменилось совсем другим чувством; такое выражение его лица мне было до боли знакомо: оно появлялось тогда, когда он общался с женщинами, которые ему нравились. Хотя на первый взгляд это не его тип, тем не менее…
После неловкой паузы Татьяна заговорила первая:
– Я с вами не согласна, Агнесса, наоборот, ваш муж, наверное, кое-что понимает в литературе, во всяком случае, умеет отличать хорошую от плохой. Но дело в том, что я писала не совсем любовный роман, а, скорее, пародию на него – и к тому же не под своим собственным именем.
Тут Марк наконец нашелся:
– Глядя на вас, я должен признать, что вы просто не можете
– Пойдем, девчонки. Надеюсь, мужчины здесь справятся и без вас.
Но не успели мы отойти, как услышали слова Скряжникова, обращенные к Петрову и по неосторожности сказанные слишком громко:
– Ишь, фифа! Вырядилась, как налоговая инспекторша, и еще чукчонка своего с собой привела!
Мгновенно спокойная и уверенная в себе женщина превратилась в тигрицу, защищающую свое единственное дитя. Она резко повернулась, уперла руки в боки и, глядя толстому столпу бизнеса прямо в глаза, прорычала:
– От арийца слышу. Интересно узнать, кто были ваши предки – небось, разбойники
с большой дороги?
Это было явно не последнее ее слово; мы с Натали вцепились в нее с двух сторон, пытаясь оттащить от нашего стенда, но положение спасли не мы, а мальчик:
– Оставь, мама, ты же сама говоришь, что если человек дурак, то это надолго, – и она сразу же расслабилась и дала себя увести.
Через толпу мы долго пробивались к лестнице – бар был в подвале. Натали по дороге то и дело обменивалась приветствиями со знакомыми. Наконец мы спустились вниз, уселись за свободный столик и Марк, как образцовый кавалер, принес нам шампанское, кофе и пирожные. Сыну Татьяны с чисто русским именем Коля досталась огромная порция мороженого в металлической вазочке; он принялся медленно, со вкусом его поглощать, одновременно листая какую-то красочную детскую книжку.
Мне Чернецова сразу не понравилась – не люблю таких чересчур уверенных в себе дам спортивного покроя,– но я знала, что мне следует быть с ней в нормальных отношениях – что может сделать издатель без автора? К тому же ей за десять минут досталось два сильнейших удара, и она их держала – качество, которое меня одинаково восхищает и в мужчинах, и в женщинах.
Натали у нас похитил высокий парень в свитере ручной работы, которого она представила как Толю из Витебска, книгопродавца и торговца канцелярскими товарами; они устроились в уголке и что-то тихо обсуждали. Татьяна же все еще кипела после столкновения со Скряжниковым и громко и возбужденно говорила, обращаясь в основном к Марку:
Конец ознакомительного фрагмента.