Агнесса. Том 2
Шрифт:
— Мне лучше, — сказала она в ответ на молчаливый вопрос.
И подняла глаза: лицо Орвила тоже изменилось, он выглядел измученным, усталым. Конечно, он все еще переживает, как и она…
— Орвил, милый, — с тихой лаской произнесла она, — со мной совсем не то, что ты думаешь!
Он слегка улыбнулся.
— Разве я говорил тебе, о чем думаю сейчас?
— Я знаю. Я тебе не сказала еще, о чем говорила с Джеком…
— Может, не стоит? Тем более, тебе нельзя волноваться.
— Я не буду волноваться, — заверила Агнесса, глядя
— Хорошо. И о чем же?..
— Говорили ужасные вещи. Вернее, не то чтобы ужасные, — поправилась она, — но достаточно неприятные. Он старался убедить меня, что я все еще испытываю к нему прежние чувства.
— А ты?
Орвил хотел сдержаться, но вопрос вырвался сам собой, и Агнесса ответила:
— Я люблю только тебя.
Быстрее молнии пронеслась по его лицу и исчезла мрачная тень, но Агнесса ее заметила.
— Я знаю, родная, — спокойно ответил он. — Я тоже очень тебя люблю.
— Поцелуй меня, пожалуйста.
Орвил наклонился и поцеловал, и Агнесса почувствовала в этом поцелуе всю его нежность и еще не ушедшую боль. Ей не хотелось, чтобы он сомневался.
— С этим покончено, — сказала она, — и навсегда.
Орвил достал какой-то конверт.
— Я принес письмо от твоей матери.
Агнесса оторвала голову от подушки. Орвил, глядя на нее, подумал, что она хороша и дорога ему даже такая, бледная, со смертельной печалью в глазах, с волосами, похожими на спутанные морские водоросли. От волос исходил слабый запах каких-то духов, и в темной, живописно раскиданной массе было нечто таинственно-женское, притягательное. Чудные, длинные, разметанные по плечам, по простыням, по телу — как на ложе любви.
— У тебя красивые волосы, — вдруг, ни с того ни с сего заявил он.
Агнесса улыбнулась и ответила, как показалось ему, чуть виновато:
— Надо причесаться…
— Сможешь прочитать? — спросил Орвил.
— Да, конечно, — Агнесса взяла белый продолговатый конверт, но, подержав его в пальцах, вернула мужу. — Прочитай, пожалуйста, ты, хорошо?
— Да, если это удобно…
Агнесса опять откинулась на подушки.
— Вполне.
Он разорвал конверт и достал листок кремовой тонкой бумаги, негусто исписанной ровным почерком, — ответ на письмо Агнессы.
Орвил еще раз вопросительно взглянул на жену. Она кивнула, и он принялся читать вслух: «Здравствуй, Агнесса!" Получила твое письмо, из которого узнала, где и как ты живешь теперь. Благодарю за приглашение, однако вынуждена ответить отказом, так как через неделю выезжая за границу. По этой же причине не зову тебя к себе. Поездка продлится, возможно, около полугода; по возвращении обещаю встретиться с тобой, где и когда тебе будет удобнее. Привет и наилучшие пожелания твоему супругу. Аманда Митчелл». Агнесса закрыла глаза.
— Значит, нет. Что ж, в любом случае это был бы всего-навсего визит вежливости.
Но Орвил уловил в ее голосе глубокое разочарование.
— Ничего. Встреча откладывается — и только. Окончательного отказа ведь нет.
— Это неважно. Только такое письмо и могла прислать Аманда. Она всегда была Амандой Митчелл, и больше никем. Пусть мы поочередно нехорошо поступали друг с другом, но…
Она не договорила. Орвил увидел, что она плачет.
— Успокойся, дорогая, ничего страшного, я считаю, не случилось. — Он погладил ее волосы. — Все будет хорошо!
Агнесса вздохнула и почти надрывно произнесла:
— Я так люблю тебя, Орвил!
— И я тебя, милая.
Он прижал ее к себе, оторвав от подушек, и удивился, какое невесомое у нее тело. Странная мысль мелькнула у Орвила: попросить Агнессу поклясться, что оно, это юное тело, никому никогда не будет принадлежать, никому, кроме него. Он был почему-то уверен, что Агнесса поклянется с легкостью. За душу просить было нельзя, над душой человек не властен. Хотя при жизни все взаимосвязано; он знал: верность души сохранит и верность тела, так во всяком случае он мог сказать об Агнессе. За обратное он не был уверен; впрочем, вряд ли она когда-либо решится на близость с человеком, которого не любит всей душой. При последней мысли он вздрогнул, уколотый внезапным, воспоминанием о первой брачной ночи.
Но ведь… сейчас уже не так, теперь она любит его, вот и сейчас — доверчиво прижимается к нему и ничего, ничего не скрывает.
— Ты идеальная мать и жена, — сказал он, поцеловав ее еще раз.
Агнесса вздохнула.
— К сожалению или к счастью, но в жизни идеального не бывает.
Орвил тронул кончик ее носа.
— Если ты будешь унывать, Агнесса, нам всем будет очень — очень плохо! Кстати, хочешь развеяться? Может, съездишь в Хоултон к своей подруге? Она приглашает тебя.
Он имел в виду письмо Филлис. «Очень жду тебя в гости со всей твоей семьей, — писала та. — Особенно желаю увидеть крестника, да и Джесс, наверное, не узнать! К тому же, Агнесса, ты обязательно должна посмотреть свой магазин; честно говоря, я бы хотела открыть еще один, сейчас это уже возможно, так как дела идут хорошо. Впрочем, я что-то расхвасталась, лучше тебе все увидеть самой. Очень-очень соскучилась по тебе! Приезжай обязательно. Привет мистеру Лембу, поцелуй за меня Джерри и Джессику! Твоя Филлис.»
Агнесса подумала о том, что хочет поговорить с подругой; разговор с женщиной был необходим, потому что только женщина могла бы ее правильно понять и, пожалуй, если нужно, дать совет.
— Да, — ответила она, — но не сейчас. Мы же решили ехать в Калифорнию. Я обещала тебе и Джессике.
— Не думай о нас сейчас, делай так, как тебе лучше.
— Я так и делаю. Мы поедем в Санта-Каролину. Как там Джесс? — спросила Агнесса. Сегодня она еще не видела никого из детей.
— Джесс переживает из-за собаки, — ответил Орвил, — а в остальном как обычно.