Агрессия. Хроники Третьей Мировой. Трилогия
Шрифт:
— Салам, Роша, ждёте ещё?
Букву «п» Фархад всегда пропускал, а до этого вообще не мог выговорить моё прозвище бывшее теперь вместо имени. Приложив ладонь к груди в знак приветствия, я подвинулся, санитар привычным движением присел рядом. Потом нашарив в кармане грязноватого белого халата смятую пачку сигарет, протянул одну мне. Снова подавив импульс и поблагодарив кивком головы, я отказался:
— Рахмад, бросил я.
Ловко чиркнув пластмассовой оранжевой зажигалкой, Фархад закурил и я невольно втянул носом сладкий дым. На душе стало не так паршиво, даже захотелось есть. Сунув руку в карман, я вынул горсть чёрных сухариков и бросив три из них в рот протянул остальные санитару. Тот тоже поблагодарил и из вежливости взял один кубик, проглотив не жуя. Таджик выпустил в землю струю дыма и снова спросил:
— Чего хмурый такой?
— Устал воевать, достало всё. Пустота в душе, боюсь, если снова в бой — первая «дура» или осколок шальной, все мои.
— Э! Все боятся, ведь не праздник там. А вот пусто, это плохо. На труса ты не похож, Роша. Трус, он по другому боится, я тоже воевал, сам видел.
— Да не понял ты, брат. Амеров я не боюсь, эти твари со мной ещё не рассчитались, с
— У нас говорят так: не бойся, когда боится трус, с него что возьмёшь; Бойся, если сильного человека опутал страх. Если боится сильный, значит впереди совсем плохо.
— А у вас не говорят, что делать сильному, как побороть страх?
Таджик снова глубоко затянулся и выпустив вниз струю сизовато-белого дыма без улыбки ответил сузив глаза до маленьких щёлок:
— Будь ты трусом, Роша, я сказал бы: пей водку, кури дурь. Но ты сильный, ты — аскер, по-вашему значит — воин. А воин не отгоняет страх, аскер ищет, свой страх в глазах врага. Они тоже боятся умереть, боятся нас с тобой, Роша. Заставь их сильнее бояться тебя, тогда пустота уйдёт. Но мы с американцами разные, они боятся только за себя. Твой страх, это боязнь подвести других, когда нельзя защитить всех. Мой дед ловил змей, тоже всегда сильно боялся. Но перед охотой всегда молился Аллаху, чтобы бог все его страхи поместил в гюрзу и дал деду сил её изловить. Всевышний брал страх деда и передавал его змее, та бросалась, но промахивалась и дед Али ловил её. Заставь свою змею испугаться, Роша, так и поймаешь свой страх…
Нашу беседу прервал короткий автомобильный гудок, потом к крыльцу резво подкатил и замер трофейный американский грузовик с тентованным кузовом. Чёрный комендантский номер с красной полосой наискосок говорил, что это за нами. Выходя на улицу, я часто видел трофейную технику, говорят, амеры бросали всё, когда отступали. Поднявшись и поблагодарив санитара за совет, я не оглядываясь запрыгнул в кузов. Тоска немного рассеялась, в памяти плотно засели слова Фархада и мне не терпелось воспользоваться его советом. Машина ехала быстро, нас подбрасывало на ухабах. Дороги всё ещё ремонтировали, город потихоньку поднимался из руин. Мельком я видел, что до окончания стройки ещё далеко, но часто, когда водила притормаживал на поворотах, удавалось рассмотреть многочисленные бригады рабочих в чёрных арестантских робах, всюду сновала дорожная техника. На посту у медсестёр был маленький телевизор и из выпусков местных новостей я знал, что это бывшие «зэка» из окрестных колоний. После начала войны их отловили кого смогли и заставили работать, запретив при этом переодеваться в гражданское. За ними никто явно не наблюдал, рабочим полагался паёк, а беглому — только пуля от первого же патруля. Видимо, кто мог уже отсеялся, остались те, кто не хотел воевать, но и разбойничать тоже по тем или иным причинам не мог.
Через полчаса относительно быстрой езды, машина остановилась. По звукам и отрывочным картинам виденным из кузова, стало понятно, что привезли на местный вокзал. Я спрыгнул вниз, осмотрелся, кругом опять развалины, но чуть в стороне, метрах в пятидесяти уже начиналась путаница железнодорожных путей. Из кабины вышел худой в годах майор, в мятой полевой форме с красным обветренным лицом. Простуженным голосом он дал команду к построению и зачитал приказ, с номерами частей в которые нас отправляли. Судя по номеру, парням-бурятам досталась какая-то инженерная часть, со мной опять всё без сюрпризов, судя по всему, воевать придётся в Приуралье. Мотострелковая бригада в которую я зачислен, была дислоцирована в районе станции Варгаши, что под Курганом. Оформлялось всё прямо тут у борта грузовика, майор сказал, что нас мало, а канцелярия сейчас занята потоком частей идущих на переформирование, так что не до нас. Ехать предстояло только до Красноярска, откуда к фронту всех перебрасывали по одному из трёх безопасных воздушных коридоров. К перрону тоже не пришлось идти, комендач по рации связался с кем-то из железнодорожников, отведя нашу пёструю компанию к стрелке. Через десять минут, натужно пыхтя подвалил состав и я неожиданно оказался в обычном плацкартном вагоне старого советского образца. Место мне досталось нижнее, а остальные три заняли какие-то новобранцы, судя по разговорам из тех, опять из беженцев. Всех местных давно уже отмобилизовали. Город стоял полупустой, женщин и детей по пути на вокзал видеть довелось только один раз. Время было обеденное, скинувшись, мы все вместе закусили консервами и удивительно вкусными солёными огурцами, которые выставил плотный черноволосый парень, купивший их у какой-то местной бабки. Соления были прошлогодние, в этом никто запасов сделать уже не успел. Ребята галдели о своём, распили бутылку самогонки, вынутую из-за пазухи долговязым студентом бежавшим аж из Нижнего Новгорода. Много я пить не стал, почти сразу же отвернулся к стенке и накрывшись курткой быстро задремал. Снов в обычном понимании я не вижу, полупрозрачные образы танцуют где-то на краю сознания, никогда их не запоминаю. Постоянно думал только о Лере и Мишке, за деда Чернова особого беспокойства не было, этот себя не забудет. Вспомнился разговор с замотанным до красных глаз «ВВшным» лейтенантом, который приходил в госпиталь, снимать показания, для установки личности и обстоятельств нахождения во вражеском тылу. Скрывать особо было нечего, ему я назвал свои настоящие фамилию и имя, рассказал где работал и как мы с напарником и водилой стали партизанить. Особо прицепился «вован» к разгрому авиабазы, выспрашивал, как это я сумел проникнуть на такой охраняемый объект и навести там шороху. Тут тоже скрывать особо не чего, я поведал дознавателю про пленного наёмника Матинелли, эмигранта-наёмника Краснова, обманутых им поклонников страйкбола и превращении кучки гражданских людей, по сути обычных туристов, в боевой партизанский отряд. Но вот после своего сидения в водонапорной башне я уже ничего не помнил, да лейтенант особо и не спрашивал как я оказался в госпитале. Без особой надежды, я спросил не известно ли ему чего о моих
Путь выдался долгий, соседи мои сменились несколько раз, от сухого пайка и консервов остались жалкие объедки. На каком-то полустанке удалось отоварить продуктовые карточки, так что учитывая мои малые потребности в еде, голодать не пришлось. Большую часть дороги я отсыпался, в разговоры с попутчиками особо не вступал, однако же и не сторонился. Через десять дней мы прибыли в Красноярск, но город тоже повидать не вышло, нас сразу же с вокзала погрузили в старый «пазик» и увезли на вновь отстроенную авиабазу в сорока километрах от города. Но смотреть в городе, как говорил местный сопровождающий старлей, пока особо не на что: города почти нет, кругом руины да новостройки. На базе меня и ещё человек двадцать опять пересчитали по головам, шлёпнули отметку местной комендатуры, в командировочное предписание и загнали в огромный зев «Руслана». В воздухе мелькнул мысль, что вот сейчас схлопочем под крыло ракету и рухнем вниз. Словно опережая мои мысли, по внутренней связи прошло сообщение. Приятный женский голос сказал, что самолёт идёт под прикрытием звена истребителей, а ан всём маршруте следования работают наземные системы ПВО. Потом девушка рассказала о парашютах в специальных креплениях по обоим бортам самолёта и о большом лётном опыте экипажа. Судя по зеленоватым лицам попутчиков, девушке никто на слово не поверил, однако я снова уснул, волноваться о неизбежном, это последнее дело. Так прошло часов пять, пока другой, шершавый от помех голос лётчика не сказал, что подлетаем. В гулком брюхе грузового самолёта, среди штабелей каких-то ящиков голос пилота прозвучал оглушительно. Однако же вместе с раздражением пришло и некое облегчение, что это корыто наконец-то приземлится на твёрдую землю.
Аэродрома как такового не было, вся база оказалась построена недалеко от уничтоженного амерами городка, где как и водится ничего не осталось кроме оплавленной до стеклянной корки земли. Вся инфраструктура сводилась к трём взлётно-посадочным полосам, в которых я с удивлением узнал отрезки обычной скоростной автострады. Вокруг них громоздились какие-то ангары, мельком я отметил три огневые точки, где стояли зенитки, по виду что-то новое, я таких раньше не встречал. Нашу компанию загнали сначала в какой-то вагончик, где снова проверили документы, а потом быстро, под присмотром двух прапоров завели в недостроенное длинное здание. Тут всюду валялся строительный мусор, холодный осенний ветер резко задувал сквозь дыры в зелёном, непрозрачном куполе, натянутом вместо крыши. Народ разместился кто где, я же, помня старую привычку сел на корточки у стены возле самого выхода. Случись налёт с воздуха или артобстрел, здание это хорошая мишень, по ним отработают в первую очередь. Если это случится, лучше хотя бы попытаться выбраться наружу. Казённое бельё грело неплохо, вопреки ожиданиям и через какое-то время я снова уснул, отгородившись от окружающих чёрной, совершенно непроницаемой завесой чуткой грёзы…
— Рядовой Варламов, кто здесь?!
Голос прозвучал громко, но окончание фразы почти полностью съел рёв взлетающего самолёта. Мгновенно стряхнув сон, я поднялся и поправив ремень рюкзака чётко отозвался:
— Я!
Ко мне подскочил невысокого роста солдат, в закопченной «камке» и стоптанных берцах с шевроном ефрейтора на груди. Круглый, нового образца, пехотный шлем забранный прожжённым во многих местах матерчатым чехлом был лихо сдвинут на затылок его стриженной наголо головы. Пухлое, обсыпанное крупными веснушками курносое лицо постоянно находилось в движении. Парень явно с передовой — всю кожу рук и лица покрывала красная корка обветренной кожи, в уголках глаз и рта разбегались сеточки трещин, словно на коре дерева. Но всё искупали яркие синие глаза, лучившиеся почти ощутимой внутренней силой. Деловито кивнув, он махнул рукой на распахнутую дверь и уже на ходу заговорил:
— О! А я тебя по всей баз ищу, пошли со мной, ехать пора. Я — Женька Селянинов, мы теперь с тобой оба из второго взвода, отдельной роты нашей славной восьмидесятой бригады! Служить вместе будем, бить «жоржей»… Забирайся в кабину, ехать долго.
Я только кивнул, немного ошалев от такого бешеного напора и мы вышли наружу. Уже порядком стемнело, но огней вокруг горело минимум, лишь светились редкие цепочки огней на «взлётке», да у ангаров горело несколько прожекторов. Про «жоржей» я спрашивать не стал, понятно, что так тут называли амеров, завязывать пустой разговор не имеет смысла. Мы подошли к приземистой бронемашине, отдалённо напоминавшей инкассаторский «бобон», на котором я в своё время катался почти целый год. Когда мы подошли поближе, я узнал в броневике наш джип «Тигр» [12] . На крыше была смонтирована небольшая башенка, откуда торчал расчехлённый ствол «спарки». Судя по габаритам, внутри на подвижном станке смонтирована связка «пулемёт+гранатомёт», а сама спарка управляется дистанционно из кабины. Штука удобная: экран на жидких кристаллах, два джойстика с гашетками и минимум риска для оператора. Проследив направление моего взгляда, ефрейтор беззаботно сплюнул в сторону и сказал:
— Места тут неспокойные, даром что шесть вёрст до передка.
— Диверсы?
Женька хохотнул, будто я сказал что-то очень весёлое и отрицательно помотал головой. Увидев, что весело только ему одному охотно пояснил.
— «Жоржи» к нам теперь редко ходят, отвадили. Это местные «махновцы» озоруют: вольница тут была большая. Как «жоржей» отогнали, они из лесов из развалин-то и повылазили. Налетают на обозы, громят комендатуры, склады продуктовые. «Вованы» их ловят, летуны сколько раз помогали их с воздуха громить, да только всех не переловишь. Да и нам своей работы хватает, «жоржи» только с неделю как притихли, а до этого… До сорока атак в день, авианалёты постоянно, это как дождик, привычно уже. Наша тачанка для таких вот архаровцев особо привлекательная, взять с нас нечего, а дырок лишних навертеть можем, будьте любезны.