Ах, Париж!
Шрифт:
— Богу известно, что король сделал все возможное, чтобы улучшить отношения между нашими странами, — сказал посол. — Но положение серьезное. Я считаю, что вы должны знать об этом.
— Спасибо, ваше превосходительство. Благодарю вас за ваше доверие, — ответил лорд Харткорт.
Посол поднялся:
— Между прочим, немцы поменяли свои коды, поэтому, естественно, нам пришлось поменять наши. Только что прислали новый морской код. Не думаю, что нам от этого много пользы. Дипломатические коды обещали прислать через несколько дней.
— Сколько времени у нас займет расшифровать
— Мне трудно ответить на этот вопрос, — с полной серьезностью ответил посол. — Наша секретная служба последнее время работала совершенно неумело. Энструдтер сказал мне, что вербовать сотрудников в Берлине становится все сложнее. Те, с которыми заключен контракт, не играют особой роли. Я думаю, в следующий раз, когда я буду в Англии, мне лучше переговорить с агентом М5.
— Полагаю, это отличная мысль, ваше превосходительство, — согласился лорд Харткорт. — Французскому правительству, как я понимаю, известно обо всех обстоятельствах?
— Французы не утруждают себя тем, чтобы скрывать их ненависть ко всей немецкой расе, — ответил посол. — В какой-то мере это облегчает им дело. Нам приходится притворяться друзьями, прекрасно понимая в то же время, что руки, которые мы пожимаем, только и ждут случая приставить нам дуло к виску.
— Приятно сознавать это, — сухо проговорил лорд Харткорт.
— Как бы то ни было, если Тюбор из французской секретной службы позвонит вам, будьте с ним относительно откровенны, — сказал посол. — Он хороший человек и почти ничего не пропускает. Мне бы хотелось сказать то же самое обо всех наших сотрудниках. — Посол подошел к двери. — Вам нравится ваша новая работа, Харткорт? — спросил он.
— Очень, ваше превосходительство. Я считаю ее интересной.
Усталое лицо посла просияло.
— Рад это слышать. Счастлив, что вы работаете со мной.
Он быстро вышел, и лорд Харткорт закрыл за ним дверь.
Слова посла на какое-то время подняли ему настроение, но вскоре его лицо опять потемнело. Он вернулся к столу и принялся изучать новый морской код.
Ему удалось поработать всего полчаса, когда дверь с грохотом распахнулась и в комнату влетел Берти.
— Джарвис только что сказал мне, что ты вернулся! — воскликнул он. — Я ждал тебя только завтра. Что случилось? Тебя доконала деревенская скука?
— Там действительно страшно скучно, — подтвердил лорд Харткорт.
— Ну, а ты слышал, что произошло здесь? — спросил Берти.
— Нет. Что такое? — поинтересовался лорд Харткорт.
— В общем, Генриетта приезжала сюда раза четыре. Она была абсолютно уверена, что ты никуда не уехал. Джарвису здорово досталось.
— Серьезно? — протянул лорд Харткорт.
— Это еще не все, — продолжал Берти. — По всему Парижу ходят слухи, что вчера она пыталась наложить на себя руки. Говорят, она приняла смертельную дозу снотворного, и ее увезли в больницу.
Если Берти ожидал, что эта новость ошарашит или взволнует его кузена, он жестоко просчитался. Лорд Харткорт только приподнял брови и начал перебирать бумаги на столе.
— Черт побери! — воскликнул Берти, опускаясь на край стола. — Ты мог бы проявить большую заинтересованность. В конце концов, она — твоя любовница, и она ни за что не решилась бы на самоубийство, не будь чем-то расстроена.
Лорд Харткорт откинулся на спинку стула.
— Слушай, Берти, — сказал он. — Ты не так давно в Париже. Уверяю тебя, эта уловка стара как мир. Ею в среде Генриетты пользуются те, кто не способен настоять на своем или кто обнаруживает, что их бросил покровитель. Они принимают несколько таблеток снотворного — этого количества недостаточно, чтобы убить их, — как раз столько, сколько нужно, чтобы вызвать глубокий сон или легкое забытье. Они заранее уведомляют своих приятельниц, и те обнаруживают их в самый подходящий момент, пока еще не стало поздно. Потом их, усыпанных цветами, везут в больницу, где они, разодетые в кружево и надушенные, ждут, когда же непокорный любовник приползет к ним на брюхе вымаливать прощение.
— Боже мой! Неужели они действительно ни перед чем не остановятся? — удивился Берти.
— Спроси Андре де Гренеля. Он скажет тебе, что подобное часто случается в Париже. В самом деле, это становится модой! А я всегда считал, что Генриетта умнее!
— Так, значит, ты бросил ее, — заключил Берти.
— Я этого не говорил, — возразил лорд Харткорт.
— Но это же очевидно, не так ли? Она выглядела такой счастливой с тобой в пятницу у «Максима». Она не пошла бы на самоубийство всего через сорок восемь часов, если бы ты не расстроил ее. — Лорд Харткорт не ответил, и Берти раздраженно проговорил: — Слушай, Вейн, перестань важничать, прояви хоть каплю человечности! Ты прекрасно знаешь, я сгораю от любопытства, и не только я — весь Париж. Тебе придется рассказать, хочется тебе того или нет.
— Хорошо, — ответил лорд Харткорт. — Моя связь с Генриеттой закончилась. Ты хочешь, чтобы я объявил об этом в газетах?
— Но почему? — изумился Берти. — Ведь она тебе нравилась. В пятницу ты подарил ей это огромное изумрудное ожерелье. Должно быть, что-то случилось. Расскажи мне, Вейн.
— Я не намерен обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, — ответил лорд Харткорт. — У большинства хватит такта не давить на меня.
Берти усмехнулся.
— Ладно, у меня нет такта, — согласился он. — Мне просто чертовски любопытно. Что же, черт подери, случилось?
— Вот этого-то ты никогда не узнаешь, — отрезал лорд Харткорт. — Послушай, давай сменим тему.
— Будь ты проклят! До чего же ты упрям! — вскричал Берти. — Я был уверен, что мне-то ты расскажешь.
— Значит, ты ошибался, — заключил лорд Харткорт.
— Не знаю, что на тебя нашло, — начал жаловаться Берти. — Когда мы познакомились, ты был таким замечательным парнем.
— Разве?
— Я не имею в виду, когда мы были детьми или в Итоне. Я говорю про то время, когда мы стали взрослыми. Я был младше тебя, но ты возил меня по Лондону и был так добр ко мне, я никогда этого не забуду. Я думал, что в Париже будет то же самое. Теперь же твои поступки невозможно объяснить. Я даже не знаю, какое место занимаю в твоей жизни.