Академия демиургов
Шрифт:
Целую неделю после дня рождения, которое он отпраздновал в огромной компании друзей, ничего не происходило и Митяй даже подумал, что последний звонок ему просто померещился, но сегодня утром он проснулся с пониманием того, что его время на Земле истекло и в полдень он должен уйти. На всякий случай последние пять дней он только тем и занимался, что приводил все свои дела в порядок и писал большое, пространное завещание народу Говорящих Камней, Тане, всем своим потомкам, а также друзьям, проводя в Хрустальной Башне Знаний по восемь часов в день. Утром он встал, принял душ, побрился и за завтраком на веранде, за столом, как всегда, собралось около полусотни человек, обведя всех насмешливым взглядом, вдруг сказал:
— Ребята, не к столу будет сказано, но сегодня в полдень я вас
Митяй умолк и на веранде воцарилась гробовая тишина. Глаза Тани быстро наполнились слезами и она жалобно всхлипнула, после чего попыталась обратиться к мужу телепатически, но он отрицательно помотал головой. С его лица не сходила улыбка и это всех сбивало с толка. Стас, понурив голову, спросил:
— Митяй, мы можем как-то это предотвратить? Может быть стоит провести большое ведловство, чтобы тебя не забрали? Громко и беспечно рассмеявшись, Митяй воскликнул:
— Стас, о чём ты говоришь! Таня, ребята мои дорогие, не лейте вы так слёз. Про мир иной, похороны и свои завещания я ведь сказал вам вовсе не потому, что собираюсь врезать дуба. Всё обстоит совершенно иначе. Просто закончился второй этап моей земной жизни и демиурги призвали меня к себе. Представьте себе, я ведь могу никуда и не уходить, но как раз этого не собираюсь делать. Вдруг они не позовут меня во второй раз? Поэтому сегодня в полдень я обязательно должен уйти от вас. Поймите, я действительно не умру, а просто покину этот мир и перенесусь в другой, где ко мне присоединится моя жена. Не знаю что там с нами будет, но через какое-то время мы оба к вам вернёмся. Думаю, что лет через двести, не меньше. Поэтому лично меня сейчас волнует только одно, как бы мне обставить свой уход с одной стороны торжественно, а с другой не устраивать всеобщего кипиша. Он вам совершенно не нужен. Думаю, что правильнее всего нам будет подняться в Башню, там я сяду за свой стол, выпью вместе с вами бокал славного вина и отправлюсь в путь.
Не то что бы слова Митяя полностью успокоили Таню и его друзей, но у них во взгляде появилась надежда. С веранды они переместились в тенистый сад и там промеж них начался неспешный, по большей части весёлый, разговор. К ним в саду присоединялись все те ведлы, с которыми Митяй хотя и познакомился в разные годы, но именно они стали его самыми близкими друзьями. Многие прилетали издалека. То и дело в саду звучал смех, это Митяй вспоминал то один, то другой смешной случай, который и в самом деле мог вызвать улыбку, вроде того:
— Сижу я за столом, словно кукла, и, вдруг, вижу, как на пригорке появляется, ну, очень уж занятная троица — четверо парней волокут носилки, а на них сидит Стас, страшный, как Баба-Яга…
Да, Митяю было что вспомнить, ведь за эти триста лет произошло столько удивительных событий. Последние часы общения с женой, детьми, потомками и друзьями прошли быстро и вскоре они поднялись в Хрустальную Башню Знаний. За десять минут до полудня он сел в своё старое, потёртое кресло и взял в руки бокал красного вина. Подняв его, он сказал:
— Ну, друзья мои, счастливо вам оставаться. Не грустите обо мне и помните, ведлы не умирают, они становятся демиургами, а потом отправляются к краю сферы Вселенной, чтобы та продолжала расти. Нам только кажется, что Вселенная бесконечна и что она была всегда. Всему есть начало, друзья мои, нет только конца ведловству демиургов и созданной ими Вселенной, поэтому не нужно грустить из-за того, что я вас покидаю. Мне предстоит ещё вернуться, а вы ждите, когда призовут вас и помните, каждому ведлу суждено стать демиургом, если он того страстно желает и стремится к этому. За всех ему ответила Таня:
— В добрый путь, Митяй, лёгкой и приятной тебе дороги. Я скоро приду к тебе независимо от того, позовут меня демиурги или нет. Ты моя единственная любовь и ты для меня самый главный из всех демиургов Вселенной.
Ровно в полдень Митяй, одевшийся по этому случаю в свой белоснежный голливудско-индейско-ковбойский нанокостюм с широкополой стетсоновской шляпой, только на белых казаках без единого шва не было шпор, а на талии двух поясных патронташей с кобурами и вложенными в них кольтами «Писмейкер», ушел из Дмитрограда на виду всего народа Говорящих Камней. Он в считанные секунды превратился в золотое облачко и просто растаял, прихватив с собой пустой хрустальный бокал, который держал в правой руке. В Хрустально Башне Знания, в которой стояло вокруг стола множество ведлов, раздался единодушный вздох огорчения. Многие женщины не выдержали и всхлипнули, а мужчины ещё раз шумно вздохнули. Ушел Учитель с большой буквы, ушел Митяй, к которому можно было прийти среди ночи с любым вопросом или просьбой, ушел тот человек, который вывел их из каменного века, научил великому ведловству и вместе с ними создал такую цивилизацию, которой ещё никто не видел в этой галактике. На весь народ Говорящих Камней тотчас нашла такая печаль, что мало кто смог удержаться от того, чтобы из его глаз не потекли слёзы. Вместе с тем никого из ведлов не охватили ни глубокое горе, ни неизбывная тоска, ведь Митяй не умер, он просто откликнулся на призыв демиургов и пошел к ним. Однако, вместе с тем всех ведлов тотчас охватила печаль и все они чуть ли не с мольбой обратили свои взоры на Таню. За круглым столом стояло всего два кресла и Таня сидела во втором слева от того, в котором ещё несколько мгновений сидел её муж. Поймав на себе этот взгляд, девушка в белоснежном нанокостюме покорительницы прерий с такой же белой шляпой, отрицательно помотала головой и с улыбкой громко сказала:
— Нет, друзья мои, я ухожу вслед за Митяем.
Таня превратилась в золотое облако и исчезла, а ведлы народа Говорящих Камней мигом смекнули, что теперь им указан путь, по которому они должны следовать и путь этот им указал даже не их Учитель, а его жена, верная подруга, соратница и спутница жизни. Вообще-то они не столько окончательно поверили в существование демиургов, в этом никто даже и не сомневался, а просто врубились, что танцор на лезвии ножа, достигший высшего совершенства в этом сложном деле, может и не ждать никаких вызовов, а сам отправиться к демиургам в гости и те уже ничего не смогут с этим поделать. Ну, а путь Митяя между тем оказался совсем коротким. Он не видел никакого тоннеля и света где-то над головой, как и не увидел большой, круглый зал Хрустальной Башни Знаний, вдоль окон которых стояло множество напольных кашпо с растущими в них лимоновыми деревцами. Он просто в считанные доли секунды перенёсся в среднего размера беломраморный холл с пилястрами и арками на стенах без окон, над которым возвышался хрустальный купол и встал с пустым бокалом в правой руке напротив белой двери с золотой ручкой. Переложив бокал в левую, он шагнул вперёд и постучал костяшками пальцев по двери, из-за которой тотчас донёсся до него удивительно знакомый голос, которого Митяй давно не слышал:
— Входи, Дмитрий, не заперто.
Митяй взялся за тёплую, золотую ручку, потянул её на себя и вошел самый обычный, красиво обставленный красивой старинной мебелью кабинет с большим двухтумбовым столом, за которым сидел и улыбался профессор Сычёв, одетый в светло-кремовый костюм. Высокого, даже выше Митяя, красивый мужчина лет сорока, с золотисто-русыми светлыми волосами и пронзительными, васильковыми глазами, быстро встал, вышел из-за стола и направился к Митяю, весело улыбаясь и приговаривая:
— Входи, лейтенант, я давно уже жду тебя. Давай присядем вон там, в уголке возле камина. Я очень рад тебя снова увидеть и потому с удовольствием выпью с тобой бокал вина за нашу встречу. Увы, но когда-то я не мог проститься с тобой так, как это полагается у людей, то есть по-человечески, хотя уже тогда испытывал по отношению к тебе самые добрые чувства.
Митяй, которого порадовало такое дружеское к нему отношение, вошел в кабинет и пожал руку демиургу, похожему на профессора Сычёва. Наверняка и его внешний вид и настоящее имя были другими. А вот рукопожатие было по-мужски крепким и он поприветствовал его, как и прежде: