Академия Космического Флота: Дежурные
Шрифт:
Уже со своего места лейтенант видел, что доска треснула надвое и теперь проще купить новую настольную игру. Но хромой мальчик, вместо того чтобы убраться с дороги побыстрее, неуклюже отставил костыль в сторону и кое-как опустился на колено здоровой ноги. Он принялся со всей скоростью, какой только мог, подбирать многочисленные шахматные фигуры и запихивать себе в карманы брюк и тоненькой болотно-зелёной курточки. Вдали показались огни приближающегося флаера. На Захране, как уже убедился Ивес, люди редко соблюдали правила дорожного движения и скоростного режима. По идее, в этой части города
— Беги! — крикнул Ивес, невольно ускоряя шаг.
Мальчик, однако, то ли не слышал, то ли не хотел слышать чужих советов. Он на миг вскинул голову, близоруко прищурился, рассматривая несущуюся на него машину, и лишь ещё более неловко принялся собирать фигуры.
— Беги, кому говорят! — не то зарычал, не то заорал Ивес и бросился к мелкому кудрявому пацанёнку.
Швархи его раздери! Нестабильная сингулярность! Ну как так можно?! Неужели какая-то дурацкая настолка дороже, чем собственная жизнь?! Как?!!
Флаер, громко тарахтя, приближался и вообще не собирался останавливаться.
Ивес рванул со всей мочи, в несколько гигантских прыжков оказался рядом с непутёвым мальчишкой, схватил его, сопротивляющегося, за шкирку — О, Вселенная! Он ещё и упирался! — секунду потратил, чтобы хвостом подцепить костыль, и рванул на тротуар. Часть фигурок осталась лежать на земле рядом со сломанной доской.
Машина пронеслась мимо ровно через три удара сердца Ивеса.
— Отпусти, урод, отпусти! — заорал мальчик, тщетно пытаясь выкрутиться из жёсткого захвата офицера. — Нет, там шахматы! Не-е-ет!
Ивес доволок мальчика до ближайшей скамейки, опустил его туда вместе с костылём и отошёл на шаг в сторону. Только сейчас он заметил, как слёзы ручьём текут по его маленькому веснушчатому личику.
Цварг изумлённо обернулся, оглядывая щепки на асфальте позади, а затем вновь на мальчика, у которого началась форменная истерика.
— Ты, проклятый фио… фиолетовый ур-род! Там! Шах-маты!
Он рыдал, худенькое тельце сотрясалось, и по эмоциональному фону Ивеса шарахнуло так, что стало понятно: мальчик ничуточки не играет. Это былинастоящиечувства. Они хлестали по резонаторам лейтенанта как электрическая плеть.
Каждый судорожный вздох, каждый всхлип.
— Ненавижу! Ты! Вы все… вы! Ур-роды! И моя сестра… бросила… чтобы быть среди таких же… Как же теперь… кредиты заработать…
Надо было уходить.
С самого начала в ситуацию правильнее было бы не вмешиваться, так как, во-первых, Ивес не заступил на дежурство, а во-вторых, предполагаемая жертва видела и осознавала степень опасности, но не хотела убраться с той проклятой дороги с заскорузлым асфальтом. То естьосознанносделала такой выбор, но Ир’сан не мог не спасти мальчика. И сейчас, попав под лавину болезненно-жгучих бета-колебаний, Ивес вновь не мог уйти и оставить всё как есть.
Воздействовать на гуманоидов нельзя. Ни при каких обстоятельствах.
Можно было бы списать на острую медицинскую необходимость, но у Ивеса даже такого разрешения не имелось. И медицинской необходимости, по сути, тоже не было. Если кто-то узнает, что он делает, да ещё и без согласия предполагаемой жертвы… Это не только нарушение статьи Межгалактического Гражданского Кодекса, но ещё и более серьёзное — закона Цварга. Если всё вскроется, то его лишат мундира и, с учётом потери рассудка Ир’сана-старшего, отправят на астероид. Юный возраст лишь отяготит наказание: у большинства цваргов резонаторы к тридцати только-только «просыпаются». С точки зрения любого непредвзятого представителя его расы, Ивес с большей вероятностью нанесёт вред, чем пользу.
Тело мальчишки сотрясалось от рыданий, а резонаторы подсказывали, что он ничуть не притворяется, для захухри случившееся — горе.
Девятикурсник Академии обречённо вздохнул, присел на корточки, чтобы быть одного роста с мальцом, и незаметно положил кончик хвоста на замусоленный кроссовок. Цварги постарше и поопытнее могли вмешиваться в чужие бета-колебания и на расстоянии, а Ивесу для этого требовался какой-никакой контакт. Ив сосредоточился. Успокаивать надо мягко, а со стороны пускай кажется, что он не касается мальчишки, хвост — это же ведь всего лишь хвост…
Минута за минутой, душераздирающие рыдания превратились в сдавленные всхлипы, а нечёткие бормотания и вовсе сошли на нет. Бета-колебания захухри перестали хлестать молодого цварга наотмашь.
— Как тебя зовут? — тихо спросил Ив, чтобы со стороны его действия не казались совсем уж подозрительными.
— Лёва. — Мальчик хлюпнул носом и добавил: — Лёва Кузнецов.
— А сколько тебе лет?
— Двенадцать.
«Как я и думал».
— Почему ты плакал? Ты разве не понимаешь, что шахматы ничуть не ценнее тебя, Лёва? Никакая вещь не стоит жизни.
Видимо, Ивес задал не тот вопрос, потому что бета-фон вновь заставил резонаторы загудеть. Цваргу пришлось уже откровенно воздействовать на подопечного, чтобы тот вновь не сорвался в рыдания.
— В смысле «не ценнее», рогатый?! Ты посмотри на меня! Я инвалид, еле хожу! Единственная моя ценность для семьи — это умение играть в шахматы. Я должен был попасть на турнир… я зарабатывал этим! А теперь я буду обузой… Эх, лучше бы меня переехала эта машина! Сестра вон и та… — Его взгляд скользнул по иномирянину, выхватил синий мундир Космофлота, блестящие магнитные застёжки, золотой аксельбант и шеврон лейтенанта. Захухря резко замолчал.
Нет, не испугался — Ивес это чётко почувствовал, так как всё ещё касался кроссовка мальчишки, — именно замолчал.
— Купишь новые шахматы и будешь снова играть, — возразил офицер, не понимая, как всё это связано друг с другом, но остро ощущая, что Лёва говорил искренне про возможную смерть.
На фразу Ива мальчик никак не отреагировал, лишь утёр сопли рукавом.
— Послушай… — Ир’сан понятия не имел, как разговаривать с детьми, но ему тоже было двенадцать лет, когда мама бросила их семью, и боль от её предательства и перестройки организма была такой адской, что он тогда страстно желал умереть. Сейчас-то он понимал, что всё это детские кризисы, и если бы он тогда рассказал докам о том, как себя чувствует, вероятно, они бы облегчили его боль.