Академия пурпурной розы
Шрифт:
Двери были открыты настежь. Я ворвалась в теплую, пахнущую сеном темноту с разбегу… и тут же взлетела в воздух. Меня кто-то поднял. Прям подмышки, как маленькую.
— Ты куда летишь? Разве не знаешь, что ни к лошадям, ни к оленям нельзя подбегать сзади?
Скоро обладатель этого нудного нравоучительного голоса поставил меня обратно. Я сердито обернулась и увидела высокого худощавого парнишку сильно старше меня, со светлыми волосами и голубыми, очень серьезными глазами. Он был одет во что-то серое, неприметное. И сам он был какой-то скучный на вид. Я никогда его раньше
— Теперь знаю, — буркнула я. Все еще было стыдно, что со мной как с маленькой. Ну что, сказать не мог? Я бы остановилась. В конце концов, я нерешительно потеребила подол своего нарядного платья, и ужасно смутившись, выдавила: — Спасибо.
— Не за что! И больше так не летай! — парнишка улыбнулся. У него оказалась очень добрая улыбка, и лицо неожиданно больше не показалось таким уж скучным.
Но я все равно была сердита, поэтому не ответила. Оставаться в оленюшне почему-то показалось стыдным, и я опрометью бросилась обратно домой.
Олав Шеппард еще несколько раз приезжал в Замок ледяной розы. Родители наши очень дружили. Когда я принималась вредничать и отказывалась садиться за общий стол, папа объяснял мне, что я должна поладить с Олавом, потому что он хороший. Я говорила, что он скучный и все время молчит, и я лучше посижу рядом с мамой. Но папа терпеливо втолковывал, что этот мальчик просто первые десять лет своей жизни провел в очень мрачном и опасном месте, где единственным живым человеком была его мама. Поэтому он немного замкнутый и трудно сходится с людьми. Олаву просто надо немного помочь, и он очень на меня рассчитывает в этом ответственном деле.
И все ж-таки я помнила, как постыдно опозорилась при первой встрече, и злилась на себя. А потому злилась и на Олава тоже, ведь он стал свидетелем моего позора. И «ладить» отказывалась напрочь.
Годы шли, облетали, как осенние листья. Однажды у Олава заболела мама, и он долго-долго не приезжал. По счастью, ей стало лучше, и на очередные именины Мэри Шеппард пригласили и семью Винтерстоунов тоже. Ехать было далековато, поэтому бедняжку Эмму оставили дома, мама решила остаться с ней. Папа взял только меня.
Как же я была горда! Как радовалась. Как предвкушала это путешествие — первую дальнюю поездку, ведь из-за болезни сестры вся наша семья была страшными домоседами.
Ну а когда тебе шестнадцать, а вокруг целый неизведанный мир, похожий на шкатулку с сюрпризами, ужасно хочется ее поскорее открыть. Я очень надеялась, что на балу в доме Шеппардов будет много кавалеров, и я смогу протанцевать весь вечер. У нас-то шумных праздников не бывало.
С помощью бабушки мы пошили мне очаровательный бальный наряд — нежно-розового цвета, в пене белых кружев. Мама только посмеивалась, провожая меня, и убеждала папу не смотреть волком на любого юношу в радиусе мили, кто покусится на его драгоценную Улиточку. Папа отшучивался, ворча.
В общем, предстоял грандиозный вечер. Стыдно было перед Эммой, но
И вечер был действительно чудесен.
Все испортил Олав Шеппард.
Я так мечтала о том, что мой первый танец на балу будет романтичным, запоминающимся, мечтала о блистательном кавалере с ослепительной улыбкой, который станет говорить мне комплименты и заставит почувствовать себя самой красивой и желанной барышней на свете…
Но предлога отказать, когда меня пригласил сын хозяина поместья, не нашлось — было бы слишком невежливо.
И мой первый танец на балу прошел в гробовом молчании. Мой кавалер просто на меня смотрел и все. Я пыталась шутить, как-то разрядить атмосферу — но Олав отвечал невпопад, а потом и вовсе замолчал. И просто смотрел — как будто никогда раньше не видел. Я боялась, дырку протрет. Смутилась совершенно и чувствовала себя так, будто в грудь насыпали угольков — не знала, куда взгляд девать.
Когда он попытался пригласить и на следующий, просто-напросто позорно сбежала, спряталась в другом конце бального зала. Меня приглашали другие кавалеры, но вечер был безнадежно испорчен — потому что с кем бы я ни танцевала, спиной чувствовала все тот же взгляд. И теперь сама отвечала невпопад, никак не могла собраться, наверняка показалась своим кавалерам ужасно недалекой и косноязычной девицей, а в завершение всех бед стала наступать им на ноги.
Всю дорогу домой я сидела в углу кареты, надувшись, и на папины расспросы о том, как прошел вечер, отвечала очень скупо.
— Мам, Олав Шеппард испортил мне весь праздник! Терпеть его не могу! — заявила я маме, стаскивая перчатки и в злости швыряя их вместе с веером в ближайшее кресло.
Папа с мамой переглянулись и ничего мне не ответили.
Но с тех пор мое наказание стало появляться в Замке ледяной розы намного чаще, не пропуская ни одного семейного праздника. По капризу судьбы родители тоже считали его почему-то чем-то вроде родственника и часто приглашали.
Прошло еще два года. Я привыкла к неуклюжим знакам внимания Олава, его постоянной утомительной заботе и к его упрямому взгляду, хотя не раз давала понять, что не разделяю его чувств. Да, разумеется, я в конце концов поняла, что он в меня просто-напросто втрескался по уши. Но я ведь не просила! Почему я должна отвечать любовью просто потому, что так надо? Потому, что кто-то решил, что мы идеальная пара?
Родные усиленно подливали масла в огонь. Когда бабушка ставила Олава в пример юноши с идеальными манерами. Когда мама при мне принималась его всячески нахваливать, словно я какая-то слепая и глухая и не замечаю в окружающих людях их очевидных достоинств. Даже папа намекал, что ничего не будет иметь против молодого Шеппарда, и если уж его любимой дочурке суждено когда-нибудь выпорхнуть из родительского гнезда, пусть бы лучше она попала в надежные и проверенные руки. Это бесило меня еще больше.