Академия
Шрифт:
Так Таня, вместо того чтобы отправиться в далекие археологические экспедиции, прочно обосновалась в районной поликлинике. Но судьба есть судьба, гонишь ее через дверь, а она, хитрющая, глядишь, уже через окошко лезет. Один из пациентов, приходивших к ней на сеансы массажа и всякий раз восторгавшийся умелостью ее рук, оказался завзятым последователем инплинизма. Он-то и увлек доверчивую девушку своими рассказами о поисках истины и обретении подлинной веры, способной перевернуть жизнь человека. Таня, сразу оказавшаяся в плену фантастических надежд и мечтаний, с радостью приняла новую религию. Своей исполнительностью и послушностью, своей преданностью учению инплинизма, она сразу обратила на себя внимания. Так что не было ничего удивительного в том, что именно ей предложили отправиться в Шотландию. Хотя для нее самой это, конечно, было полной неожиданностью
Рассказ доктора Сайерса о его экспедиции и его археологических изысканиях она слушала, затаив дыхание. Вот – казалось ей – сбываются ее самые невероятных детские мечты. Пустыня, жаркое солнце, бездонное голубое небо, загадочные пирамиды, раскопки – что могло быть прекраснее! Она готова работать на раскопках кем угодно – хоть поварихой, хоть медсестрой, хоть даже разнорабочей!
«Только бы мне удалось уговорить профессора взять меня в свою экспедицию, – думала она, – только бы удалось!»
Она решила сегодня же во что бы то ни стало поговорить с профессором и убедить его взять с собой в ближайшую экспедицию. Одно лишь ее смущало: она неважно знала английский, хотя и учила его в школе и даже перед тем, как отправиться в Шотландию, посещала краткосрочные курсы, но все же, мысленно выстраивая английские фразы, чувствовала себя крайне неуверенно. «Ладно, – уговаривала она себя, – я же не лингвистом собираюсь наниматься… Если я упущу этот шанс, второго такого, возможно, уже не будет…»
Однако, как ни убеждала себя Таня, преодолеть комплекс неуверенности оказалось совсем не просто. Последовав за профессором после окончания лекции, она никак не могла набраться решимости подойти к нему. Да к тому же его все время окружали люди. Так и шла она за ним по пятам, не упуская из своего поля зрения и выбирая момент, когда будет наиболее удобно предстать перед профессором.
К счастью, доктор Сайерс, похоже никуда не торопился. Ему явно нравилось общаться со слушателями. Кто-то из слушателей, куда более решительный, чем Таня, пригласил его на летнюю веранду, откуда доносился аромат свежесваренного кофе и каких-то кондитерских изысков. За кофейным столиком возле профессора сразу собралась небольшая компания. Примкнуть к ним Таня не могла хотя бы по той причине, что денег в валюте у нее было не густо, а если сказать честно, то почти ничего. Так что возможность пообщаться с профессором за чашкой кофе пролетела мимо нее. Волей неволей, но, чтобы и вовсе не упустить профессора, ей пришлось неподалеку от террасы переминаться с ноги на ногу и, изображая из себя особую ценительницу природы, любоваться уже изрядно осточертевшей гладью озера. При этом она отчаянно ругала себя за свой характер. Никак не могла она избавиться от этой изрядно осложняющей ее жизнь черты – умения превращать любой пустяк в прямо-таки неразрешимую проблему.
Между тем профессор не торопился прощаться со своими многочисленными собеседниками. Оживленный разговор, то и дело прерываемый взрывами смеха, пробуждал в душе Татьяны тоску и унылые мысли. Вот живут же люди – красивые, богатые, беззаботные, им, конечно, и в голову никогда не придет томиться в столь унизительном ожидании, в каком пребывала сейчас Татьяна. Просто нет у них такой нужды. Им все дается легко, словно бы само собой. Они не знают, что это такое – жить в одной комнате с бабкой и братом, работать за гроши в поликлинике и – главное – ощущать всю беспросветность своего будущего. И вот когда ей дается шанс попытаться изменить все это, она топчется в сомнениях и нерешительности…
Тем временем в летнем кафе, возле Сайерса появилась целая группа молодых американцев. Один из них был в особенном ударе. Он что-то громко говорил профессору, при этом по-дружески и весьма бесцеремонно похлопывая его по плечу так, словно профессор был его сверстником. И доктор Сайерс, похоже, считал это вполне естественным.
Как жалела Татьяна в этот момент, что ее знания английского недостаточно для того, чтобы тоже подойти сейчас к заветному столику и весело вмешаться в общую беседу. Да что там вмешаться – она толком даже не могла понять, о чем именно шел этот оживленный разговор. Ей удавалось лишь выхватывать отдельные знакомые слова, но общий смысл беседы оставался для нее за семью печатями. Энергии у молодого американца хватило ненадолго. Он еще раз от души хлопнул профессора по плечу и, видно, в порыве наивысшего расположения все с той же бесцеремонностью напялил на голову профессора свою бейсболку. После чего вся компания,
Татьяна воспряла духом, наблюдая за тем, как доктор Сайерс снял бейсболку и стал ее рассматривать, словно бы удивляясь, откуда она у него взялась, затем снова водрузил ее на голову, поднялся из-за столика и неспешно, усталым шагом направился к жилому корпусу.
«Сейчас, сейчас я к нему подойду, – гипнотизировала себя Татьяна. – Сейчас подойду!»
Она, и правда, решительно устремилась к профессору, но фортуна в этот день, вероятно, упорно решила дразнить ее. В вечерних сумерках на дороге вдруг возникла большая группа арабов, которые, завидев Сайерса, принялись его приветствовать, тут же окружили его и заслонили от Татьяны своими широкими спинами.
«Что ж, видно, не судьба», – с грустью подумала Таня, чувствуя, как вся ее решимость стремительно улетучивается. Ничего не поделаешь, придется не солоно хлебавши возвращаться в свою комнату к сестрам по вере.
Она уже смирилась со своей неудачей и в глубине души даже испытывала облегчение оттого, что больше не нужно напряженно подыскивать фразы, которые она должна сказать профессору.
Однако судьба все же распорядилась по-иному. Когда Таня обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на свою несбывшуюся мечту в облике доктора Сайерса, она вдруг разглядела в сумерках, как маленькая фигура в бейсболке отделилась от собеседников. Таня готова была помчаться за профессором, но остановила себя. За время пребывания в Академии она уже усвоила некоторые правила здешнего поведения и знала, что любая излишняя поспешность здесь считается попросту неприличной, недопустимой. Нельзя проявлять суетность – это был главный принцип инплинистов, который соблюдался неукоснительно. А потому Таня двинулась вслед за удалявшейся светлой бейсболкой намеренно прогулочным шагом. «Самое хорошее, – думала она, – если наша встреча произойдет как бы случайно». Тем временем бейсболка замелькала впереди на тропинке, ведущей к утесу над озером. Это место Таня знала хорошо. Буквально в первый день после своего приезда она вместе с Лейлой и Ларисой отправилась сюда полюбоваться природой. Здесь было на что посмотреть. Природа в Эббот-Хилле отличалась какой-то первозданностью и навевала детские сказочные представления о гномах, волшебниках и храбрых рыцарях. Их прогулка оставила бы самые лучшие впечатления, если бы Лейла чуть не упала тогда именно с этого утеса, потянувшись за каким-то ярким цветком и оступившись. Камни из-под ее ног так стремительно и угрожающе полетели вниз с высоты не меньше пятнадцати метров, что надолго отбили охоту у всех троих приближаться впредь к этому опасному месту.
Теперь, казалось, судьба испытывала храбрость Татьяны. Профессор дошел как раз до края обрыва и с видимым наслаждением застыл там, в сумерках, подставив свое лицо вечернему ветерку, дувшему с озера.
«Пора!» – сказала себе Татьяна. Наконец-то все складывалось как нельзя лучше. Она уже готова была обратиться к профессору, как в этот самый момент, опередив ее, кто-то другой возник за спиной профессора и с силой толкнул его вниз. Застыв от ужаса, Татьяна видела, как только что стоявший на краю обрыва человек, нелепо взмахнул руками и, даже не успев крикнуть, рухнул вниз вместе с осыпавшимися вслед за ним камнями.
Таня истошно закричала, но крик ее был тут же оборван: чья-то сильная мужская рука грубо зажала ей рот. В следующее мгновение она получила сильный удар по голове и погрузилась в темноту.
Глава двенадцатая
Утром моросил обыденный фирменный питерский дождичек. Он сплошной пеленой закрыл все пространство за окном, и Варфоломей, с трудом продрав глаза, в первые минуты пробуждения решил, что он у себя дома, в Питере, настолько привычным было это серое, исторгавшее морось небо. Блаженно потянувшись, глава детективного агентства перевернулся на другой бок, решив, что самое время досмотреть сон, но то странное обстоятельство, что его ложе не отозвалось, как обычно, мерзким пружинным визгом, заставило его приподняться на локте и с некоторым сожалением осознать, где и почему он находится. Его сожаление, да не возмутятся мужественные шотландцы, никак не относилось к стране пребывания. Наоборот, еще накануне Шотландия уже успела заворожить Варфоломея. Причина же его сожаления крылась в тривиальном нежелании вставать столь рано, да еще идти слушать лекции. Но ничего не поделаешь – назвался груздем, полезай в кузов.