Актриса, или Брат, вспомни все!
Шрифт:
— А дальше?
— А дальше — смерть… Никто не знает, как гибнет наш брат. Но я чую… Запах, вы чувствуете запах?
— Какой запах? — Лельку уже трясло от ужаса.
— Это запах трясины. Мы в глухом лесу. Посреди болот… Трясиной пахнет… Я знаю, что нас ждет.
— Что?
— Сейчас нас поведут на болота. И мы сгинем в трясине…
— Да заткнись ты, ворона! — прикрикнул на бомжа Валера. — Херню какую-то несешь…
— Он правду говорит, — поддержал паникера другой бомж.
— Хана нам, братцы,
— Заткнись! — замахнулся на него Никита. — Не нагнетай, гад, тоску!..
В это время появился какой-то здоровенный пузатый дядька, тоже в камуфляже. Спецназовский автомат с длинным цилиндром глушителя. Он что-то сказал одному чистильщику. Тот кивнул и заорал, как бешеный:
— Встать, суки!
Едва живые люди с трудом поднимались на ноги. Охранники дубинами помогали.
Их было человек сорок. Из них полдюжины остались лежать на траве. Или мертвые. Или в очень тяжелом состоянии.
Но оставлять их на этой поляне никто не собирался. Лежачих сбросили в болото — оно начиналось сразу за поляной. Мертвые и полуживые бомжи нашли в трясине свое последнее пристанище.
Всех остальных повели через болото. По узкой тропе, которая почти сразу ушла в воду. Идти приходилось по колено в воде. И бомжам, и чистильщикам. Пузатый дядька, он же старший среди чистильщиков, шел впереди. Показывал путь. Остальные тянулись за ним. В цепочку по одному. Конвоиры перемежались с конвоируемыми. Опасаться им было нечего. Шаг вправо, шаг влево — попытка к бегству. Но стрелять никто не будет. Зачем тратить понапрасну патроны — трясина сама затянет беглеца.
Темнело. Казалось, темнеть будет и дальше. Но они шли час, два. А вокруг всего лишь сумерки. Может, в этих местах бывают белые ночи. Лето уже на носу. И эти светлые сумерки — предвестники белых ночей.
Пророчества бомжа-паникера не сбылись. Прошло часа три, и колонна пленников благополучно миновала топи и вышла на сухую поляну среди дремучего леса. За этой поляной начиналась другая.
Не так давно здесь росли деревья. Но их срубили. Выложили из них длинное строение, что-то вроде барака.
Метрах в десяти от барака еще одно, крохотное строение. Похоже, контрольно-пропускной пункт. От него в обе стороны тянулся забор — тройное ограждение из колючей проволоки. И вышка неподалеку от барака, по ту сторону колючей проволоки. Прожектор с нее светит. И видно — часовой стоит. Пулемет на высокой треноге. Вниз смотрит.
Вся эта окольцованная колючкой территория занимала не так уж много площади — с полгектара.
— Концлагерь какой-то, — решил Валера. И не ошибся. В барак этот их и впихнули, вместе с бомжацкой братией.
— Хоть вместе, и то хорошо…
Никита видел, как Валера обнял Лельку за плечи и прижал к себе. Та с готовностью прильнула к нему, уронила голову ему на грудь. И заплакала.
— Валера, Никита, ну когда
Валера тяжело вздохнул. Он-то понимал, что все это не сон…
Барак. Деревянные стены. Деревянные настилы в два яруса. Без матрацев и подушек. Просто голые доски. И длинный грубо сколоченный стол в проходе между нарами. Под потолком тускло светила электрическая лампочка.
— А здесь можно жить, — сказал кто-то.
Эта фраза словно оживила всех. Бомжи загудели. Полезли на нары занимать места.
Никита тоже не растерялся. Ухитрился занять три места на верхнем ярусе. Место для Лельки у самой стены. Чтобы не терлась об нее какая-нибудь вонючка. Пусть лучше она сама трется о Валеру. Между ними явно проскакивают амурные искры. Никита не мог не заметить этого.
Стены, нары, столы сделаны из неотесанных досок. Древесина теплая, приятная на ощупь. И нет в бараке той жуткой тесноты, как в «душегубке». Мест на всех хватает, даже свободные на нижнем ярусе остались.
Для Никиты, Валеры и Лельки условия не ахти. А для бомжей все хорошо.
— А тут комфорт! — заявил кто-то. Уж в их-то помойных сараюшках условия куда хуже. Но там они были свободны…
— А как у них с кормежкой? — почесывая грязное пузо, спросил другой.
— Наверное, каша, — протянул третий. — Горячая каша… И много-много хлеба…
— Ага, будут тебя здесь кормить, жди…
— Должны кормить!.. Это резервация для бомжей, понял, да?.. Это мэр столичный все затеял. Я знаю. Чтобы наш брат столицу не поганил. Теперь мы здесь будем жить. Лужков, он ведь человек душевный. Просто он не хочет, чтобы бомжи в Москве жили. Он нам здесь место нашел. И кормить будет. Я знаю. О нас будут заботиться. Вот увидите…
Никита задумался. А вдруг и в самом деле эту антибомжацкую акцию затеяло правительство Москвы. Чтобы очистить столицу от бомжей. Построили резервацию для изгоев, теперь потихоньку сгоняют их сюда.
Рядом с бараком хватает свободного места. Возможно, им придется строить еще один такой барак, второй, третий…
Но почему тогда чистильщики с таким спокойствием относятся к трупам? Если бомжи для них просто мусор, то куда проще утопить их всех в болоте, чем держать в бараке, охранять…
Может, бомжи нужны как рабочая сила? Лес, например, валить или торф из болот добывать. Поэтому в живых оставляют самых сильных…
Чем больше Никита задавал себе вопросов, тем яснее понимал, что не найдет на них ответов. Надо ждать завтрашнего утра. Появятся чистильщики. Может, тогда что-нибудь прояснится…
— Есть хочу, — тихо сказала Лелька.
Она лежала на своем месте. Под крылышком у Валеры. И, похоже, ей это даже нравилось. Только вот перекусить бы чего.
— А ты спи, — посоветовал ей Никита. — Семь часов сна заменяют батон хлеба…