Аквариум. Геометрия хаоса
Шрифт:
На «Табу» эти формы наконец-то были найдены, но подобные открытия давались Борису немалой ценой. Дело в том, что преобразования, устроенные Капитаном в процессе сессии, оказались небезобидными. Как известно, старый «Аквариум» относился к собственной деятельности, скажем так, по-даосски: «Но сегодня на редкость задумчивый день, а вчера был дождь, играть было лень. / Наверное, завтра; да, завтра наверняка; во славу музыки сегодня начнём с коньяка».
«Сыновья молчаливых дней» не могли (да, наверное, не очень-то и хотели) избавиться от расслабленного подхода к увлечению музыкой. Десять лет они органично жили в прекрасном микрокосмосе, и нарушить эту традицию, казалось, было просто невозможно. Когда, к примеру, наступило
Важно уточнить, что Курёхин ещё со времён «Треугольника» жаждал кадровых революций, поэтому с небывалым энтузиазмом вытащил на сессию опытного басиста Володю «Гриню» Грищенко (экс-«Гольфстрим») и саксофониста Игоря Бутмана. Капитану было достаточно написать им приблизительные гармонии, после чего все партии игрались с первого дубля.
«Сейчас мы с Гребенщиковым собираем ансамбль эльфов, — иронизировал Курёхин в одном из интервью. — Это очень сложная и серьёзная работа, которая отнимет у нас несколько веков… Мы попытаемся сделать такую программу, которая была бы связана со звуком, но не являлась чисто звуковой».
Итак, впервые Борис решился на экспериментальную запись с фактически незнакомыми сессионщиками. Больше всего нервов у него ушло на поиски нового гитариста. Было рассмотрено множество кандидатур — от Володи Козлова из «Союза любителей музыки рок» до Володи Ермолина из «Зарока», который отметился на концерте в ГлавАПУ. В итоге на запись «Табу» был приглашён одноклассник Дюши Романова Саша Ляпин, которого все знали ещё со времён «Вокально-инструментальной группировки имени Чака Берри».
«Я снимал мансарду, музыканты приходили, репетировали, и меня это очень забавляло, потому что их музычка была довольно занятной, — вспоминал Ляпин о знакомстве с “Аквариумом”. — Но я всегда был поклонником более тяжёлого рока и совершенно не предполагал, что когда-нибудь мы сможем сотрудничать».
В своё время Ляпин окончил музучилище по классу скрипки, а затем всерьёз увлёкся гитарой. В своей первой группе «Ну, погоди!» Александр Сергеевич любил играть много и громко. Данная особенность была замечена за ним ещё на московском концерте «Аквариума» в ДК Луначарского (альбом «Арокс и Штёр»), но зимой 1982 года это никого не смутило. Как выяснилось впоследствии — напрасно.
Странную компанию новобранцев дополнил молодой ударник Петя Трощенков, периодически подменявший своего «барабанного гуру» Женю Губермана в валютном баре одной из гостиниц. Таким образом, из классического состава, помимо Гребенщикова, на сессии остался лишь Сева Гаккель. Возможно, именно поэтому название группы впоследствии было вынесено на обложку со знаком вопроса.
Изображение самого БГ выдавало его симпатии к «новым романтикам» — чёлка и слегка нелепый плащ на развороте альбома. При этом его увлечение альбомом Брайана Ино Another Green World и модной электроникой в духе Ultravox, OMD и Нитап League практически не отразилось на звуке. Причиной тому было отсутствие в Ленинграде современных синтезаторов. Например, одна из сильнейших композиций «Пепел» задумывалась как пьеса в минималистичной манере Гэри Ньюмана, но реализация этой идеи выглядела абсолютной утопией. Как справедливо обмолвился тогда Курёхин: «“Новая романтика” — это прежде всего очень большие деньги».
Выход был найден: в молоточки пианино «Красный Октябрь» были вколочены канцелярские кнопки. После этого обновлённый агрегат зазвенел неслыханным тембром и был пафосно окрещён (с вероятной оглядкой на Джона Кейджа и Эрика Сати) как «препарированное фортепиано».
В разгар рабочего дня по Невскому проспекту стремительно шагал вождь «Аквариума». Одет он был вызывающе: белые туфли, чёрные брюки и просторный плащ, развевавшийся по ветру, как у герцога из сказок Шарля Перро. Спешащие по делам граждане шарахались в стороны, а Гребенщиков нёсся им навстречу и утробным голосом вещал: «Я — чёрная смерть, я — чёрная смерть». Всю эту фантасмагорию снимал на старенький Rolleiflex Андрей Усов, уже оформивший обложки не только «Синего альбома» и «Треугольника», но и «Акустики» с «Электричеством». Забегая вперёд, скажем, что именно эту фотосессию, сделанную на Полицейском мосту осенью 1982 года, Вилли считал одной из самых удачных.
«Съёмка была сложная, — рассказывал Усов. — Благодаря старой непросветлённой оптике вокруг артиста образовался некий специфический ореол, да и в целом изображение приобретало определённую нежность. Но когда я напечатал снимок уходящего вдаль Бориса, меня начало ломать. Тогда я и решил опубликовать его в негативе. Поэтому на задней стороне “Табу” тень от Гребенщикова — светлая».
Но вернёмся непосредственно к альбому. Специально для этой сессии Тропилло выпросил у фирмы «Мелодия» два профессиональных магнитофона Studer. Бюджет этой сделки — к великой гордости звукорежиссёра — был равен двум бутылкам армянского марочного коньяка. При этом качество студийной работы Андрея Владимировича никак не отставало от качества напитка. Он не совершал резких движений, не крутил без необходимости ручки на пульте и чётко знал, чего делать не надо.
«Мне становилось ясно, что группа начинает связывать Бориса по рукам и ногам, — замечал Тропилло. — И мы решили приглашать других людей и этим методом — введения новых музыкантов и инструментов — добивались нужного результата».
В отличие от предыдущих работ концепция и драматургия «Табу» не были сильно замаскированы. Альбом начинался с телефонного звонка Людмиле Шурыгиной, и её голос четко слышен на записи. Тональность звонка определяла характер альбома и являлась, по существу, неким ключом к нему. Говорят, что тот несостоявшийся телефонный разговор во многом обозначил будущее самого Бориса.
Возможно, именно тогда БГ начал понимать, что, подключая сессионных музыкантов, можно изменять звучание группы, получая вместо хиппистской акустики куда более сложную палитру — в диапазоне от панк-рока до «новой волны». Результат не заставил себя долго ждать. Чуть ли не впервые между студийными музыкантами возникла химия, и пошёл сильнейший ток. Ни у «Машины времени» и «Воскресенья» в Москве, ни у «Урфина Джюса» в Свердловске, ни у «Зоопарка» в Ленинграде такого драйва не было. И это — несомненный факт.
Первая половина «Табу» представляла блок из жёстких треков, в котором, по словам БГ, «гитара и пианино решают, кого из них должно быть больше». Вторая сторона — достоверная фиксация атмосферы «молчаливых дней», с депрессивными «дорзообразными» клавишами, воем саксофона и плачем гитары, заставлявшим поверить, что «никто из нас не выйдет отсюда живым».
Примечательно, что песню «Сыновья молчаливых дней» музыканты готовили на репетициях ещё задолго до фестиваля «Весенние ритмы».
«Очень жалко, что из-за стрёмных текстов мы не исполняли в Тбилиси эту композицию, — сокрушался впоследствии лидер “Аквариума”. — Поскольку Сашка Александров делал там такие чудовищные вещи, что King Crimson просто отдыхал. Звук фагота, усиленный микрофоном, — это было нечто. Естественно, что в звукозаписи это передать было невозможно. Через пару лет этот номер очутился “задним числом” на “Табу”, но сыгранный по-другому».