Аквариум. Геометрия хаоса
Шрифт:
Надо отметить, что «Сыновья молчаливых дней» были написаны Борисом под влиянием The Doors и песни Дэвида Боуи Sons of the Silent Age. Позднее эту постмодернистскую тенденцию фрагментарного цитирования мне подтвердил и Тропилло, причём — на конкретном примере.
«Как-то Гребенщиков показал нам новую песню “Никто из нас не выйдет отсюда живым”, — рассказывал звукорежиссёр “Аквариума”. — Я прослушал её и говорю: “Боря, всё хорошо, но это — Sunny Afternoon!” Я не утверждал, что она слизана с Kinks, но некоторые фрагменты были именно оттуда. Потом он что-то переделал, но я всё равно удивился: “А теперь это The Doors получается! Разве ты не слышишь?” Но когда в студию пришёл Курёхин, они похимичили,
Были во время этой сессии и другие проблемы. Как известно, пиком вкусовой конфронтации на «Табу» стало столкновение фри-джазовой эстетики Курёхина с хард-роковой идеологией Ляпина. Искры летели из глаз и грозили поджечь всю пионерскую богадельню. Будучи поклонником тяжёлого ритм-н-блюза, Саша обожал длинные соло — с гитарой, пропущенной через самодельную примочку, и чудовищным «хорусом» на выходе. Мудрый Гребенщиков давал Ляпину возможность поотрываться на концертах, но в студии вёл с гитаристом душеспасительные беседы о минимализме в музыке. И подобное просветительство приносило выдающиеся результаты.
«Я выступал в роли примирителя, а заодно пытался петь», — вспоминал Гребенщиков, который долгое время недолюбливал «Табу», часто называя этот альбом «кривобоким» и «назойливым».
В определённый момент стало понятно, какого зверя музыканты выпустили из клетки. Баланс между пианино и гитарой выстраивался с боями, и эта напряжённость придавала саунду «Аквариума» шизоидный привкус, который там изначально не предполагался. Не секрет, что душа Бориса предпочитала «более спокойное ощущение музыки» и его идеалам скорее соответствовали «Сыновья молчаливых дней» и «Аристократ», нежели мрачные боевики типа «Пепел» и «Сегодня ночью».
Несмотря на многочисленные компромиссы, внутренние разногласия сделали процесс записи «Табу» неуправляемым. Естественно, что такой надлом не смог пройти безболезненно. Позднее Гребенщиков признавался, что в финале сессии находился на грани нервного срыва. Сидя на балконе студии «в состоянии крайнего кризиса», он написал одну из самых одиозных и катартических композиций «Рок-н-ролл мёртв». Это было не просто жизненное наблюдение. Это была прямая реакция на запись альбома «Табу».
ИСКУССТВО БЫТЬ СМИРНЫМ
«У меня есть сильное желание иметь некоторые музыкальные средства, которых я лишён: это — студия, хорошие гитары, синтезаторы и т. д., что необходимо мне для работы. Я думаю, что, поскольку я этого усиленно хочу, это может появиться у меня некоторым образом».
После записи альбома «Табу» Гребенщиков «погрузился в себя», отдалившись на какое-то время от многочисленных приятелей. Слегка подустав быть «послом рок-н-ролла в неритмичной стране», духовный наследник обэриутов решил изменить вектор эволюции. Переполненный свежими идеями, он вместе с искусителем Курёхиным начал разрабатывать собственную авангардистскую «игру не по правилам». Вдвоём они выдумывали немыслимые проекты и записывали свои импровизационные фантазии, всячески пытаясь уйти от наработанных формул и традиционных схем.
«В то время “Аквариум” находился в разобранном состоянии, — признавался Борис. — Зато мы с Капитаном часто баловались новой музыкой, веселились напропалую и придумывали всякие авантюры. Мы много времени проводили вместе, даже больше, чем с семьёй. Сложно описывать это состояние восторженного опьянения, потому что постоянно происходил какой-то цирк, и, наверное, припомнить все наши подвиги просто невозможно».
Тем не менее мы попытаемся. В 1983 году друзья частенько мотались в Москву, где в гостях
«У нас был один знакомый, который работал хранителем органа в Мариинском театре, — рассказывал мне Курёхин. — Однажды, поддавшись его соблазнам, мы с Гребенщиковым в состоянии сильнейшего опьянения приехали ночью в театр “поиграть джаз”. Пустое здание содрогалось от визгов органа и гитары, включённой прямо в пульт. При этом друг друга мы абсолютно не слышали. Весь этот бред записывался на двухдорожечный магнитофон, и когда мы прослушали это безумие, нам неожиданно понравилось — как иллюстрация двух параллельных сознаний, которые внезапно смыкаются».
Современная наука так и не смогла объяснить эту аномалию.
Спустя несколько лет джазовая сессия в Мариинском театре материализовалась на пластинке Mad Nightingales of the Russian Forest, выпущенной в Англии. Солидные западные издания писали о том, что данная работа вообще не подпадает ни под какие критерии и, скорее всего, это либо «музыка будущего», либо «проявление русского независимого сознания на авангардной сцене».
«Аквариум» в это время бездействовал, ревниво ожидая завершения оккультных экспериментов. А Гребенщиков продолжал периодически записываться с Владимиром Чекасиным и выступать с певицей Валей Пономарёвой. Ещё он играл на виолончели с Курёхиным и «Новыми художниками», а заодно учился петь, засунув в рот газету, на хэппенингах Crazy Music Orchestra.
Тем временем жизнь в стране не ограничивалась авангардными концертами в ДК Ленсовета. Новый генсек Андропов начал «закручивать гайки», и обстановка вокруг рок-музыки стала накаляться. В частности, в Москве было отменено несколько выступлений «Аквариума», и музыкантам пришлось уйти в идеологическое подполье.
«Мне безумно надоел скандал, — откровенничал Борис в беседе с редактором “Рокси” Сашей Старцевым. — Я устал оправдываться перед чиновниками, ругаться с ними и материться. Было очень грустно общаться с какой-то архангельской тёткой, которая долго объясняла мне, что “на сцену нужно выходить в приличном виде”, а не в какой-то китайской одежде. В идеале я бы предпочёл приезжать на концерт в лимузине, чтобы дорогу на сцену мне устилали розами, деньгами, девушками и шампанским».
Как только в пионерской студии у Тропилло появились свободные часы, Курёхин с Гребенщиковым начали записывать «концептуальный языческий опус». И, честно говоря, было бы немного странно, если бы нашим героям пришло в голову что-то другое. Все свои проекты они теперь называли «Радио Африка» — именно под таким логотипом «Аквариум» подпольно выступал в подмосковных домах культуры, обкатывая на публике новые композиции: «С утра шёл снег», «Капитан Африка», «Вана Хойя» и «Рок-н-ролл мёртв».
Примечательно, что на этих концертах Капитан, играя на фортепиано или примитивной «Вермоне», ни разу не повторился в аранжировках, постоянно придумывая что-нибудь новое. Гребенщиков не отставал и также отрывался по полной. К примеру, находясь под впечатлением от просмотра видео боевика Enter the Dragon, Борис в финале романса «Ты успокой меня» восторженно выдал фрагмент монолога Брюса Ли: «It’s like a finger pointing away to the moon…»