Аквариум
Шрифт:
И только потом заметил на постели маленькую собачку из мягкой ткани. Овчарка из мультика. Такая была у меня в детстве, она потерялась при переезде в Берлин, и я как-то рассказывал Сибилле, что мне до сих пор ее иногда не хватает.
Едва научившись удерживать в пальцах карандаш и калькулятор, я стал обдумывать ремонт. Мне хотелось, чтобы ничто в квартире не напоминало о прошлом. Но было так, чтобы мне хотелось показать свое жилье Шейри.
Словом, после выписки я попал в перевернутый с ног на голову мир, и это пошло мне на пользу. Квартира напоминала
Пару недель я снимал квартиру, потом, когда самые масштабные работы были завершены — шкафы, полки, стены, полы и потолки отделаны, я вернулся к себе, пока устроившись в спальне. Квартира рождалась у меня на глазах. Но на то, чтобы кухня и ванная приобрели законченный вид, понадобилось несколько недель. А потом я начал подбирать мебель.
Это Марко привлек мое внимание к «аквариуму».
— Прелестный домик на крыше, — сказал он. — Я бы не прочь в таком пожить.
Мы немного поспорили, когда он был построен: в тридцатые или в пятидесятые годы. Относительно просторные комнаты свидетельствовали в пользу тридцатых, а четкие формы отсылали к пятидесятым.
— Ясно одно: у кого-то был отменный вкус, — подытожил Марко.
Весь день шел дождь. Сквозь потоки воды я видел, что в «аквариуме» ведутся работы, но следил за происходящим не столь пристально, как делал бы это в ясный день. Перед подъездом то и дело появлялись фургоны разных сервисных фирм и поставщиков, потом отгрузили контейнер с вещами, но я выглядывал на улицу лишь изредка. Почти весь день я читал или бродил по Интернету в поисках игр, которых у меня на жестком диске еще не было.
К вечеру дождь прекратился. В «аквариуме» зажегся свет. И я увидел женщину в инвалидном кресле.
Господи, она же не справится, сказал я себе, когда понял, что женщина одна. Это невозможно. Как ей принять душ, воспользоваться туалетом? Что будет, если она вдруг упадет? Я был уверен, что бедняга живет одна, потому что уловил некоторую специфику в обустройстве квартиры. В ней отсутствовали шкафы — их роль исполняли простые стеллажи и штанги для одежды, установленные на уровне плеч. По тому, как она переезжала из комнаты в комнату через порог, я догадался: там установлены специальные полозья. Ее инвалидное кресло, оборудованное электроникой, управлялось при помощи джойстика. В доме же нет лифта, подумал я, словно убеждая мысленно женщину переменить свое опрометчивое решение.
Глаза слезились от напряжения. Я снял наушники и выключил диск с записью Альфреда Бренделя,[9] осознав, что за несколько минут не услышал ни звука. Ничего не выйдет, размышлял я, у нее не получится. Мне чуть плохо не стало от волнения. Женщина собиралась существовать так, как мог бы я сам после аварии, — отвернись от меня удача и обладай хирург меньшим талантом. Человек-машина — верхняя половина тела с бесполезными отростками внизу. Я чуть было не отправился в дом напротив — мне захотелось представиться ей и сказать: «Если вам нужна будет помощь, позвоните».
Но этого я, конечно, не сделал. Если бы она не рассчитывала обойтись своими силами, она не выбрала бы такую квартиру.
По коридору женщина проехала к входной двери, сняла трубку домофона, и я невольно выглянул на улицу. Увидел машину фирмы по доставке готовых обедов и мужчину с коробками в руках, который стоял перед дверью и давил на кнопку.
Мне вдруг пришло в голову: она не должна знать, что за ней наблюдают. Я выключил свет и вернулся к окну. Она расплатилась с курьером, отвезла еду на кухню и поставила ее в холодильник. А хлеб, минеральную воду, кофе и прочее? Она их тоже заказывает?
Хорош же я! Подглядываю за незнакомым человеком, как дворовая сплетница, которой больше нечем заняться, кроме как глазеть на соседей и перемывать им косточки, но я чувствовал также, что причиной моего волнения являлось отчасти и сочувствие. Мне было жаль эту женщину. Своими неподвижными ногами она пинала жизнь, в точности как мог бы пинать ее и я, и у нее, похоже, хватит мужества. Как и у меня, надеюсь, хватило бы. Выбрав себе квартиру на высоте птичьего полета без лифта, она, кажется, вообще не собиралась выходить из дома. Как и я.
Квартиру женщина-инвалид обставила по-спартански, но вполне приемлемо. В роли стола в гостиной — большая доска на козлах, в кухне — маленький стол той же конструкции, нет ни дивана, ни кресла — вообще ничего, на чем можно было бы сидеть, только два откидных стула у стены; кровать — еще одна доска, прикрытая матрацем, и полки из досок на подставках. На стенах — ни постеров, ни картин, до них у нее, возможно, еще не дошли руки. Я ломал себе голову, чем объяснить такую чистоту линий, вкусом или нехваткой денег? Скоро это выяснится. Когда на стене появится «Поцелуй» Густава Климта[10] либо какие-нибудь «Кувшинки» Моне. Или картины Харинга, Кляйна, Ротко. По крайней мере я на это надеялся.
Хозяйка «аквариума» делала уборку. Въехала на своем кресле в комнату из прихожей, где были свалены коробки, волоча с собой кучу вещей — платья, полотенца, шкатулки, — и стала развешивать их и расставлять по полкам. Довольно громоздкий ноутбук водрузила на большой стол в гостиной и включила в сеть. Ей пришлось потрудиться, прежде чем она дотянулась до электрической и телефонной розеток, расположенных почти у самого пола. Раз нужна телефонная розетка, значит, есть выход в Интернет.
Похоже, мой объект наблюдения — ровесница Шейри. Нет еще тридцати. Впрочем, больше ничего общего с Шейри. Длинные светлые волосы, спортивная фигура, она немного напоминает тех, кто без ума от «Лав пэрейд».[11] Кажется, увидев впервые, я счел ее красивой, но, правда, констатировал это с полным безразличием: как сомнительное достоинство человека, у которого больше нет никаких достоинств. Бедра и ноги сравнению не подлежали — я их не видел, потому что она сидела, а вот груди точно были больше, чем у Шейри. Включив компьютер, она тут же забросила свои шмотки. Теперь Она сидела перед экраном и печатала. В чем я не сомневался, хотя из-за крышки ноутбука не мог видеть ее рук. Понял это по движению плеч. И по се сосредоточенному и одновременно отсутствующему выражению лица.