Аквитанская львица
Шрифт:
— Огибать Пиренейский полуостров и проплывать мимо Геркулесовых столпов было бы неразумно, — еще в начале пути сказал госпитальер графу, — мавры легко могут перехватить наш корабль. А потому приготовьтесь ко встрече с родными.
И вот теперь, впереди, было долгожданное устье Гаронны и Бордо — родина Раймунда. Им предстояло проплыть вверх по Гаронне до Тулузы, там выйти на берег, верхом добраться до Нарбонна или Марселя и уже оттуда на другом корабле госпитальеров отплыть в Палестину.
Но прежде
— Я счастлив, что вновь увижу моего брата и его дочерей! Особенно старшую, — улыбнулся граф. — Если бы вы знали, какая чудная у меня племянница Алиенора! Цветок оливы! Хотел у вас спросить, маршал, у меня будет время поохотиться в родных местах?
— Нет, граф, — сурово ответил госпитальер. — Наша миссия не предусматривает задержек в пути. Мы только засвидетельствуем почтение герцогу Аквитании. Одна ночь, не более.
Светловолосый граф де Пуатье разочарованно вздохнул. Впрочем, дело — в первую очередь. Пусть, одна ночь…
Корабль ордена госпитальеров, подняв флаг с лапчатым крестом, вплывал в эстуарий Гаронны на рассвете. Из-за плохого ветра только к вечеру они достигли устья реки.
— Наймем быструю галеру, граф, — сказал госпитальер. — Кораблю будет трудно идти против течения.
— Нет, маршал! — усмехнулся Раймунд. — Мы возьмем самых быстрых коней! Эти десять лье по дороге, которую я знаю, как свои пять пальцев, промелькнут за два часа! Нет, за час!
Жерар де Жеберрон одобрительно улыбнулся спутнику:
— Полностью вверяю нашу судьбу в ваши руки.
Они взяли лошадей в окрестностях одного из замков, принадлежащих Гильому Десятому, и с небольшим отрядом, вооружившись факелами, понеслись по дороге вдоль Гаронны в глубь материка.
Через час, как и сказал граф Пуатьерский, всадники увидели огни Бордо. Путники пришпорили лошадей, и темные стены и башни города надвинулись на них стремительно. Раймунд сам забарабанил рукоятью меча в ворота сторожевой башни.
— Встречайте дорогого гостя! — весело рявкнул он охране, разглядывающей со стены путников с факелами. — Граф де Пуатье желает засвидетельствовать почтение своему дорогому брату Гильому Аквитанскому! Живее, черти! Живее!
Сдержанный маршал госпитальеров, хоть и не любил, когда при нем чертыхаются, с удовольствием наблюдал за живостью двадцатидвухлетнего графа. В этой живости был залог успеха их предприятия.
Раймунд как ветер ворвался в Бордо, в сопровождении свиты долетел до дворца Омбриер. Но мажордом, вышедший ему навстречу, тут же охладил его пыл.
— Как мы рады! Но, граф, ваш брат, наш хозяин, сейчас в Пуатье, он поехал охотиться две недели тому назад, — мажордом развёл руками. — А когда вернется, мы и знать не знаем! — Он вновь просиял. — Как же мы рады вас видеть!
— Я тоже рад. Но обрадуюсь еще больше, когда услышу про добрый ужин и кадушку с горячей водой! Для меня и для моих друзей, рыцарей ордена святого Иоанна!
— Все будет исполнено, сир Раймунд, — поклонился мажордом.
Граф огляделся — в родном южном дворце было куда уютнее, чем в Винчестерском замке, на перекрестке вечных сквозняков.
— Придется мне побыть вашим хозяином в отсутствие брата! — весело заметил он.
— Вот тут вряд ли, — многозначительно улыбнулся мажордом. — Нынче наша хозяйка — принцесса Алиенора.
Втроем — Раймунд, мажордом и де Жеберрон — они уже шли по коридорам дворца. Перед ними распахивались все новые двери. Вытягивалась вооруженная охрана.
— Маленькая Алиенора? — нахмурился Раймунд.
— О, да. Но она уже не совсем такая маленькая, как вы думаете.
— Неужели подросла?
— Не то слово. В отсутствие его светлости она устраивает вечера для своих друзей и слышать ничего не хочет про сон! Сладу с ней просто нет. Мы засыпаем под струны виол и звон тамбуринов. Голова идет кругом! Боюсь, ваш брат на одних свечах разорится! Если не вспыхнет весь Бордо!
— Как интересно! — весело рассмеялся граф. — И где же эта негодница?
— В парадной зале, конечно. Принцесса любит танцы, а для танцев, как известно, надобно много места. Да и наши трубадуры, Серкамон и его ученик Маркабрюн, предпочитают петь и слушать собственное эхо. Вернее сказать, сир Раймунд, это юной принцессе нравится, чтобы эхо их голосов было повсюду. Как, впрочем, и всех других менестрелей. А их здесь вокруг нее крутится, что мошкары вокруг свечи.
Раймунд взглянул на услужливого мажордома — кажется, несмотря на задорный тон, последнему ночная жизнь крошки Алиеноры была совсем не по вкусу.
Еще несколько коридоров и лестниц, и слуха Раймунда Пуатьерского достиг знакомый голос — совсем рядом лилась песня. А слуги уже открывали перед ними двери в парадную залу дворца Омбриер — именно здесь устраивал пиры Гильом Десятый Аквитанский.
Они вошли нарочито громко — тон задавал Раймунд Пуатьерский. Он едва успел оттолкнуть слуг и прошептать мажордому:
— Встаньте за моей спиной, я разыграю эту стрекозу!
Тот с радостью подчинился. Группа юных аристократов расположилась на большом пятачке, освещенном доброй сотней свечей. Часть молодых людей немедленно обернулась на вошедших. По зале витал голос учителя Маркабрюна — гасконского трубадура Серкамона. Иные из молодежи оскорбленно присматривались к незваным гостям, подозрительно застывшим на пороге, в темноте залы. Всех интересовало: чья грубая душа посмела потревожить идиллию, которую создавал любимец Гильома Аквитанского и его дочери?