Алая аура протопарторга
Шрифт:
– Ну а со стороны колдунов провокации-то хоть были?… – с надеждой спросил Африкан, возвращая бутылку на стол. – Во время митинга…
– Да нас менты охраняли… – виновато сказал Виталя. – Нет, ну были, конечно… – тут же поспешил исправиться он. – Ведьмы баклужинские порчу навести хотели…
– И что?
– Тут же их и загребли… У двоих лицензию отобрали на год… Ворожить можно, а все остальное – нельзя… Вот с тех пор вроде больше акций не проводилось…
Последовало тягостное продолжительное молчание.
– Та-ак… –
– А Бог их знает… – с тоской сказал Виталя. – Клим вроде в коммерцию подался, а Панкрат и вовсе – в теневики.
– То есть экспроприацию все же проводит? – встрепенулся Африкан.
– Да проводить-то – проводит… – уныло откликнулся хозяин. – Банк вот взял, говорят, на прошлой неделе… Но ведь это он так уже, без политики…
Устыдился – и смолк.
– Эх, Виталя, Виталя… -с упреком сказал Африкан. – Такое подполье вам оставил, а вы…
Хозяин всхлипнул.
– Да ты посмотри на меня! – жалобно вскричал он. – Ты посмотри! Ну какой из меня подпольщик? Да! Опустился! Да!… Телевизор не смотрю, радио не слушаю, газет не читаю… Вон, видишь? – Виталя не глядя ткнул пальцем в репродуктор с болтающимся обрывком провода. – Не тот я уже, Никодим, не тот… Да и ты тоже…
Африкан вздрогнул и медленно повернулся к хозяину. Виталя поперхнулся.
– Н-ну… сам вон уже с нечистой силой знаешься… – шепотом пояснил он, робко указав наслезенными глазами на попятившегося Анчутку. В присутствии Африкана тот не посмел стать невидимым и лишь плотнее вжался в угол.
Некоторое время оба смотрели на домового.
– А что ж?… – глухо, с остановками заговорил Африкан. – Для святого дела и нечисть сгодится… Честных людей, я гляжу, не осталось – значит будем с домовыми работать…
Виталя вскинул затравленные глаза и, ощерив руины зубов, с треском рванул ворот рубахи.
– Не трави душу, Никодим… – сипло взмолился он. – Замолчи!…
Африкан встал. Широкое лицо его набрякло, потемнело.
– Если я сейчас замолчу, – с трудом одолевая каждое слово, выговорил он, – камни возопиют… Да что там камни!
Неистово махнул рукой – и в сломанном репродукторе что-то треснуло, зашуршало, а в следующий миг в мертвый динамик непостижимым образом прорвалась вечерняя передача Лыцкого радио. Звенящий детский голос декламировал самозабвенно:
Когда Христос был маленький,
С курчавой головой…
– Не смей!… – Виталя вскочил, кинулся к репродуктору. Сорвав со стены, с маху метнул об пол и с хрустом раздавил каблуком…
Он тоже бегал в валенках
По горке ледяной… – как ни в чем не бывало продолжал ликовать расплющенный в лепешку динамик.
Виталя взвыл, схватил репродуктор и, вылетев в открытую настежь дверь, кинулся к колодцу.
В просторы иудейские
Зашвыривал снежки… – прозвенело напоследок. Далее послышался
– Уходи… – обессиленно выдохнул он. Набычась, протопарторг двинулся к двери. Анчутка метнулся за ним. Оказавшись на пороге, Африкан плюнул и, не стесняясь хозяина, отряс прах с высоких солдатских ботинок.
– Именем революции, – процедил он. – Лежать этому дому в развалинах… Оставшийся в одиночестве хозяин проклятого жилья нагнулся над продырявленным порожком. Гневный плевок протопарторга прожег кирпичи насквозь. Виталя издал слабый стон и побрел к столу. Хотел вылить остатки зелья в стаканчик – как вдруг замер, припомнив, видать, о том, что стряслось минут пять назад, и на всякий случай допил водку прямо из горлышка.
– В развалинах, в развалинах… – горестно передразнил он, роняя бутылку на пол. – А то я сам не знаю, что завтра ломать придут!…
– Ну что, друг Анчутка? – задумчиво молвил Африкан. – Где ночевать-то будем? По-партизански или в Чумахле ночлега попросим?…
Домовой беспомощно завертел пушистой головенкой. Слева чернел лесок, справа дробно сияла в ночи окраина Чумахлы.
– Да ты не бойся… – успокоил Африкан своего пугливого спутника. – Никто тебя братве не заложит… Если какая нечисть в хате – я ее в два счета выставлю… Скажу: «Сгинь!» – и сгинет…
Услышав страшное слово, Анчутка вздрогнул и сжался по привычке в комочек. Однако тут же сообразил, что произнесено оно было не в сердцах, добродушно и, стало быть, силы не возымеет. Глазенки домового вспыхнули.
– Сгинь! – повторил он в восторге. И, подумав, добавил злорадно: – Контр-ра!…
Африкан хмыкнул и покачал большой выпуклой плешью.
– Ты гляди… – подивился он. – Ловко у тебя выходит! С ГПУ небось сотрудничал?
Анчутка потупился:
– С НКВД…
– Ну то-то я смотрю…
Кажется, протопарторг хотел добавить еще пару ободряющих слов, но тут окраина Чумахлы – исчезла. Только что сияла рассыпчато, лучилась – и вдруг беззвучно канула во тьму.
– Свет, что ли, вырубили?… – озадаченно пробормотал Африкан. – Прям как в Лыцке…
Однако чем ближе подходили они к Чумахле, тем яснее становилось обоим, что окраину погрузили во мрак с умыслом. Два квартала частного сектора патрулировались: ночь была буквально издырявлена карманными фонариками. В тесной улочке Африкану с Анчуткой встретились двое в милицейской форме. Не остановили, понятно, не окликнули, прошли мимо…
– У, ш-шакалы… – приглушенно возмущался один из них. – Нет, ну я понимаю: выселили, оцепили… Но обесточивать-то зачем? Специально для мародеров, что ли?…