Альбион и тайна времени
Шрифт:
«Биба» падала в пропасть так же широко, распахнуто и нелепо, как и поднималась на свою сомнительную высоту.
И сразу же, на следующий день после первой грандиозной распродажи-растаски Лондон стал городом «Бибы» — все оделись в ее туфли и шляпы, в ее леопардовые воротники. На какую-то долю мгновения сбылось уже после катастрофы желание художницы — город стал почти таким, каким она хотела его сделать. Но не течет река вспять. Тряпицы «Бибы» быстро растворились в огромном потоке одежд.
У меня осталась от «Бибы» колода маленьких карт с ее эмблемой на обратной стороне: на черном фоне в золотом кругу, в страстно изогнутой позе танго, застыли две фигуры. Когда я гляжу на эмблему того, чего уже нет, мне чудится обреченность, какой-то сарказм в этих фигурах. И приходит мысль, а не посмеялась ли над Анлией эта красивая, вызывающая женщина, Барбара Хуланики?
И вспоминаю слова журналиста Филиппа Нормана, написавшего о крахе «Бибы»: «Это был конец иллюзии, которой нет места в стране, сползающей в Армагеддон».
Лора Эшли
Казалось, в Лондоне гастролирует народный ансамбль танцев и песен, который называется как-нибудь так: «Добрая старая Англия», и участницы ансамбля разгуливают по улицам в тех же платьях, в каких выступают.
Платья были длинные, из парусины, хлопка, полотна, вельвета, с оборками и рюшами, блузы в кружевах, грубых, домотканых. Подолы щедро мели лондонские мостовые, и от обилия этих нарядов становилось тепло и уютно: неуместными вдруг оказывались не они, а линялые джинсы и мужские блузы на женских грудях. Восстановилась гармоническая справедливость разнополой природы: женщины шли как женщины, более того, как английские женщины: платья подчеркнули национальный характер, разжиженный, разбавленный, разъеденный бытом и нравами двадцатого века с его лозунгами братства наций, никак не воплощающимися в жизнь.
Во всех этих разного покроя платьях, блузах, юбках чувствовалась одна рука.
«Лора Эшли», так же, как «Куант» и «Биба», — семейный комбинат, с тою лишь разницей, что ни сама Лора, ни ее муж Бернард не могут похвалиться ни экзотическим происхождением, как Барбара, дочь польского дипломата, родившаяся в Палестине, ни высоким художественным образованием, как Мери Куант. Семья Эшли из английской глубинки.
«Мы, по сути, деревенские люди, приехали из деревни в Лондон, а теперь снова вернулись в деревню. И вся наша жизнь, все, чем мы занимаемся теперь, окрашено любовью к деревне», — признается Бернард Эшли.
Лора и Бернард Эшли поженились в 1949 году, Бернард был молодой инженер, работал в Сити, Лора собиралась посвятить себя домашним и семейным заботам. Еще девушкой она посещала ассоциацию для женщин сельских областей. Ассоциация поощряла интерес женщин к разного рода прикладным искусствам и ремеслам. Сначала для своего дома, потом для друзей и знакомых, начала Лора шить лоскутные одеяла, которые удивляли всех окружающих красотой и оригинальностью. Еще более удивлялись друзья Лоры, когда узнали и увидели ткани, которые она стала расписывать вручную, настольные подставки ее работы, разрисованные ею посудные полотенца.
— Послушай, ты можешь хорошо заработать, продав свою продукцию! — пошутил кто-то из друзей.
Так вот «шутки ради» предложила Лора несколько своих поделок одному придирчивому изысканному лондонскому магазину и, к ее удивлению, магазин не только взял ее работу, но тут же сделал ей заказ. Пришлось его выполнять.
Изделия Лоры начали расходиться с такой быстротой и успехом, что чета задумалась над проблемой покупки набойной машины для производства больших кусков тканей.
Эшли перестали шутить, когда увидели, что первые платья модели Лоры люди расхватали в пять минут, они поняли, что нужно выбирать между дилетантизмом и профессионализацией.
Сначала в Кенте, а теперь в Уэльсе Эшли завели фабрику по производству тканей и мастерскую платьев по моделям Лоры.
Удивительная история — горят огромные фирмы, трещат по швам испытанные в кризисных боях концерны, а маленькое деревенское производство Лоры Эшли набирает силу: что ни год — в Англии открывается еще один магазин «Лора Эшли». И всегда в них множество девушек, присматривающихся, примеряющих, покупающих. Проблемой «секрета Лоры Эшли» занимаются журналисты, модельеры, досужие сплетницы и завзятые модницы.
Ненадолго займемся и мы, зайдя для этого в один из ее магазинов, ну, к примеру, на «Фуэлм роуд».
Маленькое помещение, все завешанное платьями. У входа женщина, непременно с вежливой улыбкой, отнимает у вас большую сумку, если она с вами, и выдает вам номерок. Дело в том, что фирма зорко следит за тем, чтобы модели не разворовывались, популярность их велика, а воришек в последнее время прибавилось. Так вот, чтобы вы не поддались соблазну сунуть в сумку особенно понравившиеся платья, вас лишают сумки, и вы можете спокойно любопытствовать и, если пожелаете, купить что нужно.
Платья «от Лоры Эшли» висят в магазинчике не так, как принято в Лондоне: здесь нет манекенов, нет простора, дабы вам удобнее было выбирать. В узком зальчике перед грудами висящих на одной длинной вешалке платьев толпится множество молодых женщин. Мягко толкаясь перед узенькими и неудобно повешенными зеркалами, они прикладывают к себе синие в мелких цветочках с оборками и рюшами, блекло-серые в синих разводах, обшитые кружевом, грязно-желтые в бледно-сиреневых кружочках, ярусами спускающиеся вниз платья, блузы, юбки.
В тесной и очень неудобной примерочной женщины переодеваются в Лорины платья и подолгу, не спеша, крутятся перед зеркалом. Примерочная одна на всех, никто здесь не стесняется, при тесноте все же никто никому не мешает. За шторками примерочной терпеливо ждут те, кто еще не примерял. Никто никого не поторапливает..
Для того чтобы платья Лоры Эшли произвели впечатление с первого раза, нужно иметь «натренированный глаз».
При первом взгляде на них у советской женщины, привыкшей восторгаться яркими цветами, смелыми сочетаниями фиолетового с красным, зеленым и синим на синтетических тканях, которые мы на сегодня предпочитаем всем другим, — при первом взгляде у нее возникает «законное чувство разочарования»— так ткани Лоры похожи на те, которые у нас принято называть «старушечьими», которых пруд пруди в сельпо в каждой русской деревеньке.