Алекс, или Девушки любят негодяев
Шрифт:
Через некоторое время в дверь позвонили. Мужчина напрягся, вынул из кармана спецовки пистолет и осторожно подошел к глазку. На площадке стояли двое в белых халатах. Мужчина открыл дверь, проговорил что-то по-армянски и рукой показал, куда идти. Двое пришедших внесли в комнату носилки, уложили на них Мэри, укрыли простыней.
— Больше ничего? — спросил один, и «мастер» покачал головой:
— Все, что надо, я взял. Уходим.
Они вышли из квартиры, аккуратно закрыв дверь ключами Мэри, которые нашлись в сумке, покинули подъезд и у самой машины «Скорой помощи» столкнулись с пожилой женщиной.
— Ой, что ж это с Машенькой?
— Обморок, головой ударилась, — буркнул один из «носильщиков», закрывая двери машины.
— А Рита в курсе? — не отставала женщина, и тогда «мастер», обернувшись по сторонам, взял ее под руку и повел к подъезду:
— Женщина, вы бы лишнего не болтали. У девушки серьезное заболевание, возможно, что-то особо заразное.
Тетка шарахнулась, как от черта, перекрестилась и забормотала что-то. «Мастер» удовлетворенно улыбнулся и сел на переднее сиденье машины.
— Поехали, Вазген, пока еще кто не прилип.
Алекс опоздал всего на десять минут. Именно на те десять минут, что разговаривал по телефону с Марго, сидя в машине, припаркованной во втором въезде во двор. Если бы он въезжал как обычно, в ближний, то как раз заблокировал бы своей машиной выезд для «Скорой», но заговорился и проскочил чуть дальше. Он все еще не очень хорошо себя чувствовал, но жизнь заставляла шевелиться, не обращая внимания на головокружение и слабость. Он был настроен решительно. Сейчас войдет, воспользовавшись дубликатом ключа, в квартиру, сгребет гонористую дурочку за шиворот и увезет к себе. А там пусть говорит и делает все, что хочет — он и слушать не станет.
Замок не поддавался, Алекс хорошо помнил, что раньше проблем не было. Наконец дверь открылась, и Алекс сразу прошел в кухню — там обычно проводила время Мэри в компании сигареты и чашки кофе. Но сегодня ее любимое место пустовало, пепельница стояла возле раковины, кофейная чашка — в шкафчике.
— Странно, — пробормотал Алекс. — Куда убежала?
Он прошелся по квартире — пусто, чисто убрано, такое ощущение, что Мэри здесь не было. И вдруг его взгляд упал на валявшуюся прямо на полу в коридоре черную кожаную сумку-мешок. Содержимое — косметичка, кошелек, потрепанный блокнот в светлой обложке, какая-то маленькая книжечка — все было разбросано.
— Та-ак… — протянул Алекс, присаживаясь на корточки и рассматривая лежащие перед ним вещи. — Похоже, девушка наша никуда не ушла — куда она без сумки… Ну-ка… — Он вывернул наизнанку сумку и увидел расстегнутый внутренний кармашек, в котором Мэри постоянно носила с собой паспорта. — Все понятно.
Он забормотал ругательства и вынул мобильный:
— Джеф? Это я. Плохо дело. Ее нет дома. Нет паспортов. Деньги в кошельке, кошелек на полу. Да. Да. Я тоже так думаю. Ну, что ж — судьба. Спасибо тебе.
Алекс убрал мобильник в карман и зажмурился. Память зачем-то подсунула эпизод — Цюрих, поздний вечер, они в каминной комнате — он и Мэри. Мэри сидит в глубоком кресле, кутаясь в плед, в руках сигарета и бокал вина. Сам он — за роялем, играет Шопена и спиной чувствует ее взгляд. Она молчит, но в этом молчании столько откровенности и столько звуков… Почему тогда они ничего не сделали, чтобы быть вместе?
Он поднялся и прошел в комнату Марго, даже не понимая, зачем идет туда, что хочет найти. На комоде среди баночек, бутылочек, кисточек, коих у Марго было множество, он увидел сложенный вчетверо листок. Развернув его, Алекс понял, зачем зашел. Это был рисунок — карандашный набросок — Мэри и Марго, лица в три четверти. Улыбнувшись, он сунул его во внутренний карман пальто и пошел к выходу.
Она слышала сквозь одуряющий сон мужские голоса, пыталась различить склонявшиеся над ней лица, но не узнавала никого. Обрывки разговоров… Мэри пыталась сложить их в логическую цепочку, но и это не получалось.
— …больна… в тяжелом состоянии… везем к мужу… да, такая молодая… будет рад увидеть…
О ком, о чем говорили незнакомые люди, она не понимала, чувствовала только иглу, входившую в вену несколько раз в день — или ночью. После укола все путалось еще сильнее, страшно болела голова, и все время хотелось пить.
Все прекратилось однажды рано утром. Мэри открыла глаза и поняла, что лежит на кровати в большой комнате, руки ее крепко прикручены к кованой спинке, из одежды — только почти символические стринги и длинная футболка — причем не ее, а какая-то мужская. Интерьер смутно напоминал что-то, но что, Мэри припомнить не могла. Все тело ныло от неудобной позы и странных судорог, то и дело пробегавших от кончиков пальцев до головы. Болезненное ощущение вызывало даже моргание — как будто в веках изнутри вместо кожи оказались тонкие иглы.
— Черт… — простонала она, извиваясь. — Где я, в конце концов?!
Дверь открылась, появился невысокий худощавый парень с темными вьющимися волосами. Мэри вглядывалась в его лицо, но никак не могла сфокусировать взгляд. Парень с порога глянул на нее и тут же вышел, даже не закрыв дверь. Еще через несколько минут раздались шаги, и в комнату вошел… Костя. Мэри замерла, боясь пошевелиться, и только гулко бухающее в груди сердце выдавало ее страх.
Костя молча сел на край кровати, поднял руку, и Мэри сжалась, ожидая удара. Но он только погладил ее по щеке и, глядя в лицо печальными влажными глазами, проговорил сиплым голосом:
— Ну что, девочка моя? Вот ты и дома…
Мэри было расслабилась, как тут же получила по второй щеке такую оглушительную оплеуху, что из глаз потекли слезы.
— Я слишком долго тебя искал. Ты заплатишь мне за каждый седой волос, Мария.
Он действительно поседел почти наполовину, его прежде смоляно-черная шевелюра теперь казалась припорошенной снегом.
— Как ты могла? Зачем? Чего тебе не хватало? Разве я не любил тебя, разве не давал все, чего только можно пожелать? — Костя старался говорить спокойно, но Мэри чувствовала, с каким трудом дается ему это видимое спокойствие, как тяжело ему сдерживать бешеный темперамент и страшную обиду. — Молчишь?