Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

Коллектив авторов

ственной ценности; не злили они его, а забавляли и даже

радовали). В поэме «Возмездие», в вариантах (третьей)

главы, впоследствии Блоком исключенных, имелись сле­

дующие стиха про Варшаву:

Где хамство с каждым годом пуще,

Где «Новым временем» смердит,

Где самовластны, всемогущи

Лишь офицер, жандарм <и жид>.

Разнообразные «haines» * имел кроткий поэт!..

Так вот в этой газете, при ее средствах — так: каж­

дый имеет свое, очень точно ограниченное, амплуа.

И если

кто появляется со стихами, читатель ждет и признает у

того сотрудника только стихи; ничего другого от него

не воспримет. Но стихов ждала от Блока эта газета. За­

далась она целью приобрести в его лице страстного публи­

циста. Отчасти на место одного писателя, которого к то­

му времени пришлось, по настоянию либералов, из числа

сотрудников газеты исключить (в течение года по удале­

нии выплачивая ему все-таки жалование 29). Но в Блоке

цровидел <Руманов> публицистическую силу еще более

крупного калибра. «Катковское н а с л е д и е , — буркал впо­

следствии сблизившийся со мной ж у р н а л и с т , — вы пони­

маете?»

Но мы все-таки тогда совсем не понимали всей пра­

воты заданий почтенного редактора! Более года не отка­

зывался от них <Руманов> и, наконец, махнул рукой 30,

В газете стали появляться блоковские стихи. Поэту это

было невыгодно, к о н е ч н о , — но когда же поэт держится

за свою выгоду?

Газета же приобрела стоившее десятка желательных

ей передовиц стихотворение, появившееся там вместе с

другими уже во время войны. Это стихотворение, при­

знаюсь, было для меня последнею великою радостью от

творчества Блока. «О чем поет ветер», «Художник»,

«Соловьиный сад» — радовали меня уже значительно

* Ненависти, злобы ( фр. ) .

381

меньше. Прочее же доставляло невыносимую, неизбыв­

ную боль...

Я говорю о классически-простом «Грешить бесстыдно,

непробудно...». <...>

Вернемся же к 1911 году. В эту пору от творчества

Блока радости было много-много. Им было написано сти­

хотворение (о котором я уже мельком говорил в начале

книги), начинающееся с дум о пластах руды и соли на

русском юге 31. Я как раз был у Блока, когда почта

принесла журнал

«Горное дело». В своей передовице

первого номера этот орган ссылался на это стихотворение,

густо цитируя его в доказательство необходимости осу­

ществлять мудрые мысли поэта и скорее и интенсивнее

эксплуатировать естественные богатства России 32. Оба

мы глубоко обрадовались этому. Мы тут воочию виде­

ли силу воздействия слова, поэзии, на действитель­

ность... <...>

С самых первых проб полетов на Коломяжском аэро­

дроме, в знакомых Блоку с детства по прогулкам мес­

т а х , — он — неизменный их посетитель. Там знакомлю я

его с математиком Н. И. Идельсоном, чьим и инженера

В. Н. Егорова (сына помощника Д. И. Менделеева

по Палате мер и весов) обществом Блоку предстоит поль­

зоваться впоследствии в течение всего отбывания окоп­

ной повинности табельщиком в Пинских болотах.

По образованию сам филолог, Блок, не надо з а б ы в а т ь , —

внук выдающегося ботаника и муж дочери мирового

химика. В 1911 году в числе близких знакомых его — фи­

зик Б. П. Гущин, затем инженер Н. П. Бычков. Ближай­

ший к Блоку по духу сверстник его, Андрей Белый — по­

лучил законченное образование как естественник, не как

филолог. Последние вообще более чужды были нам, то

есть тому, говоря оккультным языком, эгрегору 33, который

образовывался нашим общением. Хотя отдельно каждый из

нас находил много соответствий интересам своим в фи­

лологической среде, но, поскольку мы были вместе, нас

влекло не к ней, а к обществу представителей так назы­

ваемых точных наук и техники. И в последних, по-види­

мому, отвращения общение с поэтами не вызывало.

382

Бывали мы вместе и по соседству с аэродромом —

на ипподроме. Описывая в 1907 году в «Вольных мыс­

лях» смерть жокея, Блок тогда еще на скачках ни разу

не бывал. Он наблюдал их (редкий тип скакового зри­

теля, но существовавший!) извне, из-за забора в Удель­

ном парке, куда с ранней юности любил забираться из

Гренадерских казарм пешком. «Игра» к Блоку не при­

вилась, хотя он с удовольствием сделал две-три ставки.

В карты он не играл; в шахматы играл, но слабо.

И, однако, ко всем этим чуждым ему человеческим сла­

бостям относился не только с терпимостью, но и с ува­

жением, видя в них элементы, мировое целое в каких-то

отношениях обогащающие. У меня было довольно позд­

нее (года 1914-го) блоковское письмо, где он исключи­

тельно пишет об одном: просит оказать содействие ка­