Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
В один из отпусков Блока с фронта, летом 1916 года,
мы совершили с ним и недавно женившимся и поселив
шимся у меня нашим общим другом Е. П. Ивановым
последнюю общую нашу загородную поездку.
Она была в «мои» места, давно уже сделавшиеся
также любимыми и Б л о к о м , — в Шуваловский парк, ко
торый мы исходили в тот раз с его нагорной, обращенной
к полотну (в двух-трех верстах) стороны.
Как дети, радовались природе, бегали, собирали цве
ты. А по дороге и купались.
Возвращались
ком до Карповки. Е. П. Иванов лучше, может быть,
помнит, о чем говорили...
Кроме Е. П. Иванова, ближайшим другом А. А. Бло
ка был видавшийся с ним редко с тех пор, как, став
взрослым, уехал служить в провинцию, один из трех
братьев Гиппиус — Александр Васильевич. Несколько
раз, во время приезда последнего в Петербург, в эту эпо
ху мы сиживали у Блока втроем и без помех и без кон
ца разговаривали. Понимали друг друга полно. Логиче
ски вполне понятные фразы собеседником, не близким
душевно, постигаются совсем иначе, чем теми, кому весь
строй мыслей другого известен и дорог, что имело место
в данном случае.
394
Февральская революция. Блок проводит ее еще в бо
лотах 43. Приезжая, получает приглашение служить в след
ственной по делу сановников комиссии; предлагает помо
гать ему редактировать стенографические ее отчеты —
мне, В. Н. Княжнину, Е. П. Иванову. Работа оказывается
пригодной лишь для второго из нас. Блок страшно занят
ею. Ничего художественного не создает. Почти «невидим»
для друзей...
Раз, летом, встречаемся на Петербургской стороне.
Быстро расходимся. Слышу из уст его фразу: «Мир, мир,
только бы мир! Теперь готов я был бы на всякий мир,
на самый похабный...»
Все более враждебными внутренно становимся друг
другу. В январе 1918 года опять мельком встречаемся.
На Усачевом переулке. С этою встречею знакомство пре
кратилось на три года.
Эти три года мы постоянно «видались» во «Всемир
ной литературе», в Союзе поэтов, Доме искусств и в дру
гих местах, но не кланялись один другому. Не буду го
в о р и т ь , — сейчас н е л ь з я , — какой сильной внутренней
борьбы с самим собою мне стоило это отношение к
корыстному другу, которого я продолжал иметь в его
лице. Знаю, что заочно он был по-прежнему ко мне бла
гожелателен и помогал отзывами в тех случаях, которые
от него зависели. Раз, по инициативе родных одного моего
далеко жившего в то время друга, я обратился к
А. А. Блоку по телефону с просьбою поручиться перед
властями за идейную аполитичность этого самого моего
друга, которого и Блок когда-то знал хорошо. А. А. Блок
без промедления исполнил эту просьбу.
Одно лицо, хорошо относившееся к нам обоим 44, за
далось целью восстановить нашу дружбу, точно предчув
ствуя скорую кончину старшего из н а с . При посредстве
этого лица мы обменялись нашими умонастроениями: было
это раннею весною 1921 года. Оказалось, что «платфор
мы» наши вновь сблизились; осталось лишь механиче
ское действие — рукопожатие.
Последнее имело место на ежегодном пленарном
собрании членов Дома искусств, состоявшемся, должно
395
быть, в апреле. Присутствовали мы оба, друг с другом
не поздоровавшись, почти с начала собрания. По
окончании его Блок подошел ко мне.
На душе стало легче.
Прошло около недели. Однажды вечером меня потя
нуло по-старому на Пряжку, где
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы 45
(цитирую стихи А. Ахматовой) обитал Блок.
Надо было мне его видеть очень. Мне хотелось полу
чить от него совет по одному, очень личному, д е л у , —
совет, который мог мне дать только такой старый, знав
ший так меня друг, каким был Блок. Хотя касалось это
неизвестных ему людей и отношений.
Кроме того, я шел пригласить его принять участие
в устраиваемой при Институте живого слова комиссии
по теории декламации.
Блока еще не было дома, когда я пришел к нему на
квартиру. За время нашей разлуки он переехал по той
же лестнице 46 двумя этажами ниже, в меньшее поме
щение, чего я не знал и прошагал к нему сначала в про-
дышанный воспоминаниями верхний этаж дома.
К одиннадцати часам Блок вернулся из театра. Он ма
ло изменился внутренно, сравнительно с тем его обликом,
в каком я его знал и любил в лучшее, довоенное время.
Внешне же изменился сильно. Не то что постарел, но очень
похудел. Нисколько не «опустился», но очень измучился.
Видимо, нуждался в длительном отдыхе.
Разговор по теории декламации вели мы в присутст
вии его родных. Не буду останавливаться на нем, так