Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1
Шрифт:
глашались все наиболее значительные новые литераторы
и поэты, для того чтобы актеры, общаясь с ними, нахо
дились в сфере влияния нового искусства 2.
Театр ремонтировался, и гостей пришлось принимать
на Мастерской <улице>, в помещении Латышского клуба,
там же, где шли репетиции. Художника Н. Н. Сапунова
попросили как-нибудь украсить нескладную длинную
комнату с узкой эстрадой. Он удивил всех своей изобре
тательностью.
сети или, скорее, паутину, окутало стены. Это была часть
410
декораций для «Гедды Габлер». Невзрачная дешевая ку
шетка закрылась ковром. На покрытом сукном столе
стояли свечи. Комната преобразилась. Труппа собралась
заранее. У актеров было приподнятое настроение, но вели
себя все очень сдержанно.
Вера Федоровна Коммиссаржевская, трепещущая и
торжественная, как перед первым представлением, ждала
гостей.
В этот вечер Сологуб читал свою пьесу «Дар мудрых
пчел». Я не заметила, когда вошел Блок, только после
чтения я увидела его, стоявшего у стены рядом с женой,
Любовью Дмитриевной, одетой в черное платье с белым
воротничком. Она была высокого роста, с нежным розо
вым тоном лица, золотыми волосами на прямой пробор,
закрывающими уши. В ней чувствовалась настоящая
русская женщина и еще в большей степени — героиня
северных саг.
Наружность Блока покорила всех. Он был похож на
германских поэтов — собирательное из Гете и Шиллера.
В тот вечер, по примеру других поэтов, он читал стихи
в знакомой нам манере, но с совершенно индивидуаль
ными интонациями и особенным металлическим звуком
голоса. В нем чувствовалась внутренняя сила и большая
значительность.
Блок приковал к себе общее внимание, хотя героем
вечера должен был быть Ф. К. Сологуб. Сергей Городец
кий делил успех с первым. Оригинальный и обаятельный,
он стал нам близким как-то сразу. Из всех стихов, про
читанных Блоком, «Девочка в розовом капоре» 3 пленила
меня больше всего; мне так захотелось прослушать еще
раз это стихотворение, что я обратилась к Блоку с доволь
но странной просьбой — прочитать мне его. Александр
Александрович охотно и просто согласился на это. Мы
стали оба за полуоткрытой дверью, и поэт прочел мне со
всей проникновенностью «Девочку в розовом капоре».
Собрание было многолюдно. Все присутствующие
читали свои стихи. Кузмин пел «Александрийские пес
ни». Вера Федоровна пела и декламировала. Кажется, в
первую же субботу был поставлен «Дифирамб» Вячесла
ва
изображали хор. Я читала слова пифии. В промежутках
между декламацией и пением весело болтали группами,
завязывались знакомства. Мелькали женские улыбки, ло
коны, шарфы... Вихреобразные движения Филипповой,
411
скользящая походка Мунт, пылающие глаза Волоховой,
усталые, пленительные движения Ивановой и, как горя
щий факел над в с е м , — сама Коммиссаржевская; все эти
женщины приветливо слушали, восхищались и восхища
ли, переносясь от одной группы писателей к другой.
Конец вечера Мунт, Иванова, Волохова и я провели
в компании Блока и Городецкого. Они оба мне вспомина
ются как-то нераздельно. Тут началось наше дружество.
Я попросила обоих поэтов дать мне стихи для чтения, и
оба охотно исполнили мою просьбу.
В следующую субботу я получила от Городецкого
собственноручно переписанную «Весну монастырскую» и
от Блока — «Вот явилась, заслонила всех нарядных, всех
подруг...» 5. Почему-то впоследствии Блок изменил в этом
стихотворении строки, которые особенно мне нравились.
Вместо напечатанных теперь — «золотой твой пояс стя
нут» и т. д., там было следующее: «Так пускай же ветер
будет петь обманы, петь шелка, пусть вовек не знают
люди, как узка твоя рука...» В такой редакции я всегда
и читала это стихотворение 6.
На втором собрании 7 Блок читал свою пьесу «Король
на площади». И еще более неотразимое впечатление он
произвел на нас. Поэт сидел за столом, голова его прихо
дилась между двумя красными свечами. Лицо, не скло
ненное над рукописью, только опущенные глаза. Я ду
маю, что та радость, которую я испытывала при ощуще
нии гармонии в существе поэта, охватывала и других
присутствующих.
Блок сам, его внешность, голос, манера чтения гар
монировали с его стихами. Пьеса, навеянная современ
ностью, получилась все же неожиданной и далекой от
надоевшей повседневности. Во время перерыва я услы
шала, как Блок сказал кому-то: «Зодчий и его дочь —
это кадеты». Я рассмеялась про себя, потому что мыслен
но поставила рядом с образом Зодчего думского говоруна
в визитке. Тогда я еще не привыкла к отображению дей
ствительности в стихах Блока. Всякий действительный
факт преображается в его творчестве. Такое же недоуме
ние вызвала у меня другая фраза Блока, тоже в самом